LAGNA39.ru

Апофения
и
Синхронистичность

Эффект Форера
"Вы нуждаетесь в том, чтобы люди вас любили и восхищались вами. Вы достаточно самокритичны, у вас есть много скрытых возможностей, которые вы так и не использовали себе во благо.

Хотя у вас есть некоторые личные слабости, вы дисциплинированы, с виду уверены, но на самом деле склонны волноваться и ощущать неуверенность. Часто вас охватывают серьезные сомнения в верности принятого решения, правильно ли вы поступили.

Вы отдаете преимущество некоторому разнообразию, ограничения у вас вызывают возмущение. Также вы гордитесь тем, что мыслите независимо; вы не принимаете чужих утверждений на веру без достаточных доказательств. Вы поняли, что быть слишком откровенным с другими людьми — не слишком мудро. Иногда вы приветливы и дружелюбны, а иногда осторожны и сдержаны.

Некоторые из ваших стремлений весьма нереалистичны. Одна из ваших главных целей - стабильность".
Данный эффект также называют эффектом Форера, по имени психолога Бертрана Форера, который в 1948 году провёл психологический эксперимент, в котором показал действие этого эффекта. Он дал своим студентам специальный тест, чтобы по его результатам провести анализ их личностей. Однако вместо настоящей индивидуальной характеристики он давал всем один и тот же расплывчатый текст, взятый из гороскопа. Затем он попросил каждого студента по пятибалльной шкале оценить соответствие описания их личности действительности, — средней оценкой было 4,26. На оценку точности описания студентов повлиял в том числе и авторитет преподавателя. Впоследствии эксперимент был повторён сотни раз независимыми исследователями.
Апофения
Апофени́я — переживание, заключающееся в способности видеть структуру или взаимосвязи в случайных или бессмысленных данных. Термин был введён в 1958 году немецким неврологом и психиатром Клаусом Конрадом, который определил его как «немотивированное ви́дение взаимосвязей», сопровождающееся «характерным чувством неадекватной важности» (анормальное сознание значения).

Конрад изначально описывал это явление в применении к искажению реальности, происходящему в психозе, однако теперь термин используется шире для описания подобной тенденции в здоровых индивидах, не обязательно предполагая при этом наличие психического заболевания.

Апофения часто служит объяснением паранормальных или религиозных утверждений, используется в журналистских спекуляциях.

В своей книге "Защита от темных искусств" А. Панчин, российский биолог, ученый отмечает, что совсем не считает апофению чем-то вредным или подлежащим искоренению. Более того, она, вероятно, чрезвычайно важна для творчества. Однако, об астрологии он пишет так:

"С одной девушкой, практиковавшей астрологию, мы много и ожесточенно спорили, пока не придумали эксперимент, который нас рассудил. Один из ее аргументов в защиту астрологии заключался в том, что клиенты, друзья, знакомые – все говорят, что астрологические описания им подходят.

Я предоставил ей список двадцати двух молодых людей старше двадцати лет, с указанием времени и места их рождения. Астролог для восьми из них составила суммарно 32 пары характеристик: одна из каждой пары точно подходила человеку с точки зрения астрологии, а другая точно не подходила. Семь из восьми участников эксперимента всего предоставили 29 ответов, выбирая между "правильной" и "неправильной" характеристикой ту, которая больше соответствовала их личностным качествам. Я хотел убедиться, что "правильные" характеристики не смещены в сторону большей привлекательности, поэтому предложил и свои 29 ответов.

Участники выбрали "правильную" астрологическую характеристику 13 раз из 29, то есть меньше чем в половине случаев. Даже я угадал 15 правильных ответов из 29. Иными словами, никакого предпочтения людьми "правильных", "своих" астрологических характеристик обнаружить не удалось".


Естественное образование на поверхности Марса, в котором многие видят человеческое лицо, породило ряд гипотез о его искусственном происхождении.

Фотография «лица», сделанная в 2001 году станцией «Mars Global Surveyor»

Я не премину поместить среди этих наставлений новоизобретенный способ рассматривания; хоть он и может показаться ничтожным и почти что смехотворным, тем не менее он весьма полезен, чтобы побудить ум к разнообразным изобретениям. Это бывает, если ты рассматриваешь стены, запачканные разными пятнами, или камни из разной смеси. Если тебе нужно изобрести какую-нибудь местность, ты сможешь там увидеть подобие различных пейзажей, украшенных горами, реками, скалами, деревьями, обширными равнинами, долинами и холмами самым различным образом; кроме того, ты можешь там увидеть разные битвы, быстрые движения странных фигур, выражения лиц, одежды и бесконечно много таких вещей, которые ты сможешь свести к цельной и хорошей форме; с подобными стенами и смесями происходит то же самое, что и со звоном колокола, – в его ударах ты найдешь любое имя или слово, какое ты себе вообразишь.
Леонардо да Винчи
Трактат о живописи
Синхронистичность
Синхроничность (синхронистичность) — термин, введённый швейцарским психологом и мыслителем К. Г. Юнгом в одноименной статье. Юнг противопоставляет синхронистичность фундаментальному физическому принципу причинности и описывает синхронистичность как постоянно действующий в природе творческий принцип, упорядочивающий события «нефизическим» (непричинным) путём, только на основании их смысла.

"Опасный метод", 2011 г.

Сюжет закручен вокруг персон основателей психоанализа Карла Густава Юнга и Зигмунда Фрейда и их сложных взаимоотношений с умной и красивой пациенткой Сабиной Шпильрейн.

Два странника

Мария-Луиза фон Франц
"Феномены зла и тени в волшебных сказках"
Волшебная сказка, с анализа которой я хочу начать, - это германская сказка «Два странника», обработанная братьями Гримм. Братья Гримм первыми в Германии начали собирать сказки, подав хороший пример собирателям сказок других стран. А теперь - содержание этой сказки.
Гора с горой не сходится, а человек с человеком, и добрый, и злой, где-нибудь все же сойдутся. Вот так-то однажды на пути сошлись портной с башмачником. Портной был небольшого роста, красивый малый и притом всегда веселый и довольный. Он увидел издали башмачника, и так как он по его котомке узнал уже, каким ремеслом тот занимается, то он над ним подшутил. Башмачник шутить не любил: наморщил рожу, словно уксусу напился, и намеревался ухватить портного за шиворот. Но весельчак-портной стал смеяться, подал ему свою фляжку и сказал: «Ведь это я шутя! Вот на-ка, отхлебни, да и уйми свою желчь». Башмачник, и точно, здорово отхлебнул из фляги, и по лицу его стало заметно, что гроза рассеялась. Он возвратил флягу портному и сказал: «Я отхлебнул из нее порядком; ну, да что об этом говорить? Пилось бы, пока пить хочется! А не хочешь ли ты со мною вместе идти путем-дорогою?» - «И прекрасно, - отвечал портной, - если только ты не прочь идти со мною в большой город, где и в работе не бывает недостатка». - «Вот именно туда-то я и направлялся! сказал башмачник. - Ведь в небольшом местечке и заработаешь немного; а в деревнях люди охотнее босиком ходят, чем в сапогах». И пошли они далее уже вместе. Досуга-то у них обоих было довольно, а покушать-то им было почти нечего. Придя в большой город, они всюду ходили и бродили, всюду свое ремесло предлагали, и портному везло не на шутку... Он был такой свежий, да розовый, да веселый, что каждый охотно давал ему работу; а посчастливится, так еще и от хозяйской дочки то здесь, то там поцелуйчик перепадет. Когда он сходился с башмачником, то в его узле было всегда больше добра. Угрюмый башмачник скроит, бывало, сердитую рожу, и сам про себя думает: «Чем человек лукавее, тем и счастья ему больше!» Однако же портной начинал хохотать, а то и запевал песенку, и все полученное делил с товарищем пополам. А если шевелилась в его кармане пара геллеров, то он еще и угостит, бывало, да по столу от радости стучит так, что вся посуда пляшет, - и это называлось у него: «Легко заработано, живо и спущено». Пространствовав некоторое время, пришли они однажды к большому лесу, через который пролегала дорога к городу, где жил король. Но через лес вели две тропинки - одна в семь дней пути, другая - всего в два. Однако же ни один из них не знал, которая из тропинок короче. Оба странника наши уселись под дубом и стали совещаться, как они запасутся и на сколько дней возьмут с собой хлеба. Башмачник и сказал: «Надо на большее время рассчитывать - я возьму на всякий случай хлеба на семь дней с собой». - «Что-о? - воскликнул портной. - Чтобы я стал на своей спине тащить запас хлеба на семь дней, словно вьючная скотина, так что и шеи повернуть нельзя будет! Нет, я на Бога надеюсь и ни о чем не стану заботиться! Ведь деньги у меня в кармане и зимой, и летом те же, а хлеб-то в жаркое время не только засохнет, а еще и заплесневеет. И платье себе не шью с запасом... Как это может быть, чтобы мы не нашли настоящей дороги? Возьму себе запасу на два дня - и вся недолга». И вот каждый купил себе свой запас хлеба, и пустились оба в лес наудачу. В лесу было тихо, как в церкви. Ни ветерок не веял, ни ручей не журчал, ни птички не пели, и сквозь густолиственные ветви не проникал ни один солнечный луч. Башмачник не говорил ни слова; он так устал под тяжестью своего хлебного запаса, что пот струями катился с его сумрачного и сердитого лица. А портной был веселешенек, подпрыгивал, насвистывал или напевал песенку и думал про себя: «И Бог на небе радуется, видя меня такого веселого». Так шло дело два дня сряду, но когда на третий день лесу все не было конца, а портной-то уж весь свой хлеб съел, то он невольно стал падать духом, однако все еще бодрился, возлагая надежду на Бога и на свое счастье. На третий день он лег вечером под деревом голодный и на следующее утро голодным же и поднялся. То же было и на четвертый день. Когда башмачник садился на поваленное дерево, чтобы съесть свою порцию хлеба, портному - увы! - приходилось только смотреть на это со стороны. Если он просил кусочек хлеба у товарища, тот только посмеивался и говорил: «Ты был постоянно такой веселый, ну, так теперь попробуй, каково невеселым быть! Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела!» - короче говоря, он был к нему безжалостен. Но на пятое утро бедный портной не мог уж и на ноги подняться и от истощения с трудом мог произнести слово; щеки его побледнели, а глаза покраснели. Тогда башмачник сказал ему: «Сегодня я тебе дам кусочек хлеба, но за это я тебе выколю правый глаз». Несчастный портной, которому очень жить хотелось, не смог избежать этой жестокости: поплакал он еще раз обеими глазами и затем подставил их под острый нож бессердечного башмачника, который и выколол ему правый глаз. Тут пришло на память портному то, что говаривала ему в детстве мать, когда, бывало, он чем-нибудь полакомится в кладовой: «Ешь столько, сколько можешь, а терпи столько, сколько должно». Когда он съел свой столь дорого оплаченный кусок хлеба, он опять вскочил на ноги, позабыл о своем несчастье и утешал себя хоть тем, что он одним-то глазом еще может хорошо видеть. Но на шестой день пути голод сказался снова и защемил его сердце. Он почти упал под дерево и на седьмое утро уже не мог от слабости подняться: он видел смерть у себя за плечами. Тут башмачник и сказал ему: «Я хочу из сострадания дать тебе и еще один кусок хлеба; но даром не дам, а выколю тебе еще и другой глаз за это». Тут только осознал портной все свое легкомыслие, стал просить милосердного Бога о прощении и сказал башмачнику: «Делай, что ты должен делать, а я постараюсь все вынести; но помысли о том, что Господь Бог наш не сразу произносит свой суд над человеком: придет, пожалуй, и иной час, в который ты получишь возмездие за злодеяние, не заслуженное мною. Я при удаче делился с тобою всем, что у меня было. Мое ремесло все в том, чтобы стежок на стежок сажать... Ведь если ты лишишь меня обоих глаз, то мне останется только одно - идти нищенствовать. Сжалься же надо мною и хотя бы не покидай меня в лесу». Но башмачник, позабывший о Боге, вынув нож, выколол портному и левый глаз. Затем он дал ему кусок хлеба, подал ему конец палки в руку и повел его вслед за собою. Когда солнце закатилось, они вышли из лесу; перед лесом на поляне стояла виселица. Туда-то и привел башмачник своего слепого спутника, покинул его около виселицы и пошел своею дорогой. Измученный усталостью, болью и голодом, несчастный заснул и проспал всю ночь. Чуть утро забрезжило, он проснулся, но не знал, где он лежит. А на виселице висели двое горемык, и у каждого на голове сидело по ворону. Вот и начал один из воронов говорить другому: «Брат мой, спишь ты или нет?» - «Нет, не сплю!» - отвечал ему другой ворон. «Так вот что я тебе скажу, заговорил снова первый, - роса, которая нынешнею ночью падала от нас с виселицы, обладает особою способностью - она возвращает зрение каждому, кто ею омоет глаза. Кабы это знали слепцы, так снова могли бы получить зрение, а им это даже и в голову не приходит». Услышав это, портной вытащил платок из кармана, омочил его росою в траве и отер им свои глазные впадины. Вскоре после того портной увидел, как солнце стало вставать из-за горы, и перед ним на равнине раскинулся большой королевский город, с его дивными воротами и сотнями башен, и загорелись, заискрились на островерхих вышках золотые кресты и золотые яблоки... Он мог различить каждый листок на деревьях, увидел снова птиц, летавших мимо, и мошек, которые толклись в воздухе. Он вынул иглу из кармана, и когда убедился, что может по-прежнему вдеть нитку в ушко, сердце его запрыгало от радости. Он упал на колени, благодарил Бога за оказанную ему милость и прочел утреннюю молитву; не забыл он помолиться и за бедных грешников, которые покачивались на виселице. Затем он вскинул свой узелок на плечо, махнул рукою на перенесенные сердечные муки и пошел далее, припевая и посвистывая. Первое, что ему встретилось на пути, был гнедой жеребенок, носившийся но полю на полной свободе. Портной схватил было его за гриву, собираясь вскочить на него и проехать на нем в город, но жеребенок стал просить, чтобы он его освободил. «Я еще слишком молод, - сказал он, - и даже тощий портняжка, как ты, может мне сломать спину; пусти меня побегать, покуда я окрепну. Может быть, придет и такое время, когда я тебя за это вознагражу». - «Ну, что же? Побегай, - сказал портной, - вижу я, что ты до этого охотник». Он еще прихлестнул его маленько хворостинкой, и тот, от радости вскинув вверх задние ноги, помчался в открытое поле, перепрыгивая через изгороди и рвы. Но портняга-то со вчерашнего дня ничего не ел. «Солнце-то теперь вижу, - говорил он сам себе, - а хлеба во рту ни крошки не чую. Первое, что встречу на пути, хотя бы и не очень съедобное, не уйдет от моих рук». Как раз в это время аист важно расхаживал по лугу. «Стой, стой! - закричал портной, хватая его за ногу. - Не знаю, годен ли ты в пищу или нет, но мой голод не позволяет мне долго разбирать сверну тебе голову да зажарю». - «Не делай этого, - сказал аист, - я птица священная, никто мне зла никакого не делает, а я сам приношу людям немалую пользу. Коли ты пощадишь меня, сохранишь мне жизнь, я тебе сам когда-нибудь пригожусь». - «Ну, так проваливай, куманек долговязый», - сказал портной. Аист поднялся вверх, свесив на лету свои длинные ноги, и спокойно полетел вдаль. «Что же это будет? - говорил сам себе портняга. - Голод мой все возрастает, а желудок становится все тощей и тощей; нет, уж теперь что мне на дороге попадется, то пиши пропало!» Вот и увидел он, что на пруду плавает пара утят. «Кстати вы пожаловали», - сказал он, подхватил одного из них и собирался уже ему свернуть шею. Тут старая утка, засевшая в камышах, стала громко кричать, подлетела к портному с раскрытым клювом и слезно его молила, чтобы он сжалился над ее несчастными детками. «Подумай, - сказала она, - как бы стала сокрушаться твоя мать, если бы кто задумал тебя у нее унести да шею тебе свернуть». - «Ну, успокойся! - сказал добродушный портной. - Твои детки останутся в целости». И он пустил утенка в пруд. Отвернувшись от пруда, портной очутился перед старым дуплистым деревом и увидел, что дикие пчелы то и дело влетают в дупло и вылетают из него. «Вот и награда за доброе дело готова! - воскликнул портной. - Хоть медком-то потешу себя». Но пчелиная матка вылезла из улья, пригрозила ему и сказала: «Коли ты коснешься моего роя да вздумаешь разорить мой улей, то мы вопьемся в твое тело тысячами наших жал, словно раскаленными иглами. Если же оставишь нас в покое и пойдешь своею дорогою, то мы тоже тебе когда-нибудь пригодимся». Увидел портняга, что и здесь ничего не поделаешь. «Три блюда пустые, да и на четвертом нет ничего - с этого сыт не будешь!» - подумал он. Потащился он со своим голодным брюхом в город, и так как был в это время полдень, то в гостиницах кушанье было уже готово, и он мог тотчас же сесть за стол. Насытившись, он сказал себе: «Теперь пора и за работу!» Походил он по городу, стал себе искать хозяина и вскоре нашел хорошее место. А так как ремесло свое он знал основательно, то ему удалось немного спустя приобрести известность, и все хотели непременно сшить себе платье у маленького портного. С каждым днем его положение улучшалось. «Я, кажется, шью так же, как и прежде, - сказал он, а между тем дела мои день ото дня идут лучше и лучше». Наконец уж и сам король возвел его в звание своего придворного портного. Но ведь вот как на свете бывает! В тот самый день, когда он был удостоен этой почести, его бывший товарищ тоже был возведен в придворные башмачники. Когда тот увидел портного и притом заметил, что у него целы оба глаза, его вдруг стала мучить совесть. «Прежде чем он мне станет мстить, подумал башмачник, - я постараюсь ему вырыть яму». Ну, а уж давно известно, что кто другому яму роет, нередко сам в нее попадает. Вечерком, покончив с работой, после наступления сумерек, башмачник прокрался к королю и сказал: «Господин король, этот портной мастер - человек высокомерный; он похвастал как-то, будто может добыть ту золотую корону, которая с давних пор из твоей казны пропала». - «Это было бы мне очень приятно», - сказал король, приказал позвать к себе на другое утро портного и велел ему или добыть эту корону, или же навсегда покинуть город. «Ого, - подумал портной, - уж очень он на меня надеется... И если король вздумал требовать от меня то, чего никто из людей сделать не может, так я и до завтра ждать не стану: сегодня же уеду из города». Связал он свой узел, но едва только задумал выйти из ворот, взгрустнулось ему, что он должен покидать свое счастье и уходить из города, в котором дела у него шли так хорошо. Он подошел к тому пруду, где познакомился с утками, и увидел, что старая утка, которой он пощадил утенка, сидит на берегу и чистит клювом перья. Та его тотчас узнала и спросила, чем он так опечален. «Не мудрено запечалиться - ты это и сама поймешь, как узнаешь мое горе», - отвечал утке портной и все рассказал ей по порядку. «Ну, коли только-то, - сказала утка, - так этому горю еще пособить можно. Та корона к нам в пруд попала и лежит на дне; мы ее тотчас и добыть можем. Ты только расстели свой платок на берегу». Нырнула она со своими двенадцатью утятами и несколько мгновений спустя всплыла снова: она сидела внутри самой короны, а двенадцать ее утят плыли кругом, подложив свои клювы под корону и поддерживая ее на поверхности воды. Они подплыли к берегу и положили корону на платок. И представить себе нельзя, что это была за корона, когда ее осветило солнце, и она заблистала тысячами драгоценных камней! Портной связал свой платок четырьмя концами в узелок и отнес корону к королю, который себя не помнил от радости и повесил портному золотую цепь на шею. Когда башмачник увидел, что первая проделка ему не удалась, он задумал и другую; явился к королю и сказал: «Господин король, портной-то теперь уж так вознесся, что хвалится, будто сумеет из воску слепить весь королевский замок со всем, что в замке находится». Король позвал портного и приказал ему вылепить из воску весь королевский замок со всем, что в нем и около него находилось, а если не вылепит или не будет хватать в его слепке хоть одного гвоздя в стене, то придется ему всю жизнь просидеть в подземелье. Портной подумал: «Ну, дело-то не к лучшему идет! Это уж никому не под силу сделать!» - вскинул узел за спину и пошел из города. Когда он подошел к дуплистому дереву, то присел у корня его и опустил голову на грудь. Пчелы полетели из улья, и пчелиная матка стала его спрашивать: «Почему это у тебя голова на плечах не держится? Или шея ослабла?» - «Эх, не знаешь ты, какое горе мне сердце давит», - отвечал портной и рассказал ей, чего от него король потребовал. Пчелы стали между собой жужжать и гудеть, и пчелиная матка сказала: «Ступай себе домой, приходи опять утром в это же время да приноси с собою большое покрывало - все ладно будет». Он и вернулся домой, а пчелы полетели к королевскому замку, влетели в его открытые окна, оползали все уголки его и самым тщательным образом все обозрели. Потом они полетели в улей и так быстро сделали восковой слепок замка, что он словно разом вырос и поднялся. Уже к вечеру все было готово, а когда портной пришел на другое утро, то увидел перед собою все это прекрасное здание. И вылеплено оно было гвоздок в гвоздок, черепичка в черепичку; при этом было оно тонко исполнено, бело как снег и очень приятно пахло медом. Портной осторожно завернул это дивное произведение в свое покрывало и принес его к королю, который надивиться ему не мог, поставил его в самом большом из своих покоев и подарил портному большой каменный дом в награду. Но башмачник не унывал и в третий раз пошел к королю. Он сказал: «Господин король, портному-то шепнул кто-то, что на дворе вашего замка вода в фонтане не бьет; так он похвастал, что может фонтан тот заставить в вышину выше человеческого роста бить, да еще притом и струя его, как хрусталь, чиста будет». Позвал король портного к себе и говорит ему: «Если завтра же утром не станет у меня вода во дворе струей бить, то на этом же самом дворе палач сократит твое тело на целую голову». Бедняга-портной и раздумывать не стал и поспешил за городские ворота: а так как теперь опасность грозила его жизни, то слезы так и катились у него по щекам. Между тем как он, грустный, шел по дороге, к нему подбежал жеребенок, которого он когда-то выпустил на волю и который успел превратиться в славного гнедого конька. «Настало теперь время, - сказал он, - когда и я могу тебе отплатить за твое доброе дело. Я уже знаю, что тебя печалит; садись же поскорее на меня верхом - я теперь таких двоих снести могу». Портной словно ожил от этих слов: разом вскочил на коня, а конь во весь мах помчался к городу и прямо во двор замка. Там он с быстротой молнии три раза обежал кругом фонтана и затем пал наземь. И вдруг что-то страшно грохнуло: кусок земли с середины двора взлетел мигом вверх и перелетел через замок. И тотчас вслед за тем струя воды вышиною с человека на коне стала бить вверх и была чиста, как хрусталь, и солнце играло в ней своими разноцветными лучами. Когда король это увидел, он вскочил от изумления, подошел к портняге и обнял его в присутствии всех. Однако же счастье было непродолжительно. У короля дочерей было много, и притом одна красивее другой, а сына не было ни одного. И вот злой башмачник в четвертый раз пошел к королю и сказал: «Господин король, портной-то все не унимается в своем высокомерии. Теперь вот хвастает, что если бы он захотел, то аист тебе сразу бы сынка за пазухой принес!» Король приказал позвать портного и сказал: «Если ты так сделаешь, что мне через девять дней будет сын принесен, то я выдам за тебя свою старшую дочь». «Велика награда, - подумал про себя портняга, - чего-чего из-за нее не сделал бы... Только вишни-то эти уж очень высоко висят: полезешь за ними, да подломится ветка - пожалуй, и лоб расшибешь!» Пошел он домой, сел на свой рабочий стол, поджав ноги, и стал обдумывать, что ему делать.
«Нет! - воскликнул он наконец. - Так жить нельзя спокойно! Надо отсюда уехать!» Связал свой узелок и поспешил выйти из города. Как вышел на луга, так и увидел там своего приятеля аиста, который, словно ученый муж, важно расхаживал взад и вперед, иногда приостанавливался, удостаивал лягушку своего особого внимания и наконец ее проглатывал. Аист подошел к портному и с ним поздоровался. «Вижу я, что у тебя котомка за плечами; зачем же ты задумал покинуть город?» Портной рассказал ему, чего король от него потребовал, а он исполнить не может, и пожаловался на свою горькую участь. «Ну, ты из-за этого не очень тужи, - сказал аист, - в этой беде я тебе помогу. Давным-давно уже ношу я в этот город младенцев в пеленках, отчего же мне и принца не принести? Ступай себе домой и будь спокоен. От нынешнего дня через девять дней приходи в королевский замок - и я туда же прибуду». Пошел портняга домой и в назначенное время направился в замок. Вскоре после того прилетел и аист и постучался в окно. Портной отворил ему, и долговязый кум осторожно вошел в окошко и пошел размеренными шагами по гладкому мраморному полу; в длинном клюве его был ребенок, прелестный, как ангелочек, он протягивал ручонки к королеве. Аист положил ей ребенка на колени, и она его целовала и миловала, и была вне себя от радости. Аист же перед отлетом снял с себя свою дорожную сумку и передал ее королеве. Сумка набита была свертками с цветными сахарными горошинками, и королева разделила их между своими маленькими дочками. А старшей ничего не досталось - ей дали веселого портного в мужья. «Ну, - сказал он, - теперь мне все кажется, что Бог мне на шапку послал! Видно, права была матушка, когда говорила: кто на Бога надеется да счастьем не обделен, тому пропадать не приходится». Пришлось башмачнику тачать те башмаки, в которых портняга отплясывал на своей свадьбе; а затем ему приказано было навсегда покинуть город. Пошел он по дороге к лесу, и она привела его к виселице; изморенный дневным жаром, терзаемый злобой и ненавистью, он бросился на землю около виселицы. Но чуть только он закрыл глаза, собираясь заснуть, оба ворона, сидевшие на головах висельников, со зловещим карканьем слетели к нему и выклевали ему очи. Обезумевший от боли и ужаса, он устремился в лес да там, вероятно, и сгинул, потому что с той поры никто его не видывал и о нем ничего не слыхивал.
Амплификация
Амплификация (от лат. amplificatio – распространение, расширение). Аналитическая техника, разработанная К. Юнгом, которая представляет собой работу со сновидениями в бодрствующем состоянии.

Прообразом этого процесса служит стилистическая фигура, состоящая из нанизанных друг на друга синонимических определений, сравнений, образных выражений, с целью усиления выразительности высказывания.

Содержание снов осмысливается за счет свободных ассоциаций и через их мифологическое толкование. Происходит сравнение отдельных мотивов сна индивида с аналогичными по смыслу произведениями литературы (саги, мифы), живописи, традиционными символами.

Предполагается, что при применении техники амплификации происходит развитие личности благодаря осознанию той части души, которая была до сих пор скрыта. Расширение сознания индивида и его упорядочивание происходит именно в контексте смыслов сна.


Мифологическое мышление

«Известно, что пространство чувственного восприятия, пространство зрения, и пространство осязания не только не совпадает с пространством чистой математики, более того, между ними существует последовательное расхождение. Характеристики математического пространства не только не могут быть ни просто считаны с пространства восприятия, ни выведены путем постоянной мыслительной деятельности; требуется своеобразная смена угла зрения... В особенности сравнение "психологического" пространства и "метрического" пространства, лежащего в основании конструкций евклидовой геометрии, позволяет продемонстрировать это сквозное противопоставление. Что утверждается в одном, отрицается в другом, и наоборот. Евклидово пространство характеризуется тремя основными признаками - признаками непрерывности, бесконечности и сплошной однородности. Однако все эти моменты противоречат характеру чувственного восприятия. Восприятие не знает понятия бесконечного... столь же мало можно говорить и об однородности пространства чувственного восприятия.

Однородность геометрического пространства основана в конечном счете на том, что все его элементы, все заключенные в нем "точки", представляют собой не что иное, как простые координаты, которые, однако, не обладают за пределами этих отношений, этого "положения" друг относительно друга даже каким-либо собственным, самостоятельным содержанием. Их бытие растворяется в их взаимных связях; это чисто функциональное не субстанциональное бытие. Поскольку эти точки в сущности вообще лишены содержания, поскольку они стали чистым выражением идеальных отношений - поэтому применительно к ним вообще не может быть речи о содержательном различии. Их однородность не означает ничего иного, кроме той однотипности их структуры, что коренится в общности их логической задачи, назначения и смысла. Поэтому гомогенное пространство никогда не бывает данным, а лишь конструктивно-порождаемым...

В пространстве непосредственного восприятия этот постулат не может быть реализован нигде. Здесь отсутствует строгая однородность мест и направлений, напротив, каждое место обладает своеобразием и собственной значимостью. Пространство зрения, как и пространство осязания, сходятся в том, что они, в противоположность метрическому пространству, "анизотропны" и "негомогенны": основные направления организации: спереди-сзади, сверху-снизу, справа-слева оказываются в психологических пространствах неравноценными.

Если исходить из этого масштаба сравнения, то не остается ни малейшего сомнения в том, что мифологическое пространство столь же близкородственно пространству чувственного восприятия, сколь оно, в тоже время, резко противоположно мысленному пространству геометрии. Оба они, и мифологическое пространство, и пространство восприятия, представляют собой вполне конкретные структуры сознания. Позиция здесь не может быть отделена от содержания, она "существует" лишь постольку, поскольку она наполнена определенным, индивидуально-чувственным или наглядным содержанием.

Поэтому в чувственном, как и в мифологическом пространстве, каждое "здесь" и "там" это не просто здесь и там, не просто термин общего отношения, которое однотипно сочетается с самыми разными элементами содержания, напротив, каждая точка, каждый пространственный элемент обладает чем-то вроде собственного "оттенка". Ему присущ особый, отличающий его характер, уже не поддающийся общему понятийному описанию, но непосредственно переживаемый как таковой.

Подобно отдельным местам в пространстве, характерными различиями обладают и отдельные пространственные направления. В противоположность однородности, господствующей в геометрическом понятийном пространстве, в пространстве мифологического содержания каждое место и каждое направление снабжено неким особым акцентом - а тот, в свою очередь, восходит к основному , к собственно мифологическому акценту, к разделению профанного и священного»

Эрнс Кассирер
1874-1945, Немецкий философ и культуролог

«...первобытное членение, первое примитивное распределение и разделение всего бытия на твердо определенные классы и группы мы обнаруживаем в круге тотемистических представлений. Не только человеческие индивиды и группы оказываются четко разделенными благодаря своей принадлежности к определенному тотему - эта форма классификации охватывает и пронизывает мир в целом. Всякая вещь, всякий процесс "понимаются" через включение в систему тотемных классов, снабжение их каким то тотемным "значком". А он, как и всегда в мифологическом мышлении, является отнюдь не просто знаком, но выражением связей, которые понимаются и ощущаются как вполне реальные.

Однако вся эта невероятная сложность, возникающая в результате этого, переплетение всего индивидуального и социального, всего духовного и всего физико-космического бытия во множестве тотемных родственных связей, становятся относительно легко обозримыми, как только мифологическое мышление переходит к тому, чтобы дать им пространственное выражение. Теперь вся эта запутанная классификация раскладывается по основным линиям организации пространства и обретает, благодаря этому, наглядную ясность.

Например, в "мифо-социологической картине мира" зуньи форма тотемической семичленной классификации, пронизывающей весь мир, отображается прежде всего в представлении о пространстве. Все мировое пространство разбито на семь областей: север и юг, запад и восток, верхний и нижний мир, и, наконец, средний мир, центр мироздания, и у всякого бытия есть в этом членении свое определенное место, строго предписанное ему расположение. В соответствии с этим членением распределяются как природные стихии, телесные вещества, так и отдельные фазы событий. Северу принадлежит воздух, югу - огонь, востоку - земля, западу - вода; север - родина зимы, юг- лета, восток - родина осени, запад - весны и т.д. В не меньшей степени отдельные сословия, профессии и роды деятельности входят в ту же основную схему: война и воин - принадлежность севера, охота и охотник - запада, медицина и земледелие - юга, магия и религия - востока. Каким бы странным и причудливым ни казалось это членение на первый взгляд, все же нельзя не заметить, что оно возникло не случайно, а является выражением совершенно определенного типичного фундаментального представления»

Эрнст Кассирер
Немецкий философ и культуролог

Традиционная культура типична для индейцев-земледельцев Юго-Запада США. Занимались поливным и богарным земледелием (кукуруза, фасоль, тыква), собирательством и охотой (олени, антилопы, кролики), ремёслами (ткачество, гончарство, плетение корзин).

Делятся на матрилинейные роды (ныне — 14). Характерны ритуальные корпорации: мужские «общества кивы» каждое со своим святилищем — кивой (ныне — 6), объединённые в корпорацию Котиканне; знахарские общества (тикаве), доступные для мужчин и женщин (ныне — 12). Особое место занимают жреческие корпорации, представители которых олицетворяют духов, также называемых Жрецами: жрецы дождя (ашивани; ныне — 16) — мужчины и женщины (каждое место занимается представителем определённого рода), из которых особо выделялся глашатай (пеквинне), ассоциируемый с зенитом, бывший также хранителем календаря и жрецом Солнца; жрецы лука (апила ашивани; ныне — 2) — только мужчины (ранее — из воинов, снявших скальп с врага), поддерживали порядок, обеспечивали безопасность от внутренних и внешних врагов: вели войны, преследовали ведьм (ахаликви).

Традиционная космологическая модель ориентирована по 6 направлениям, каждое со своим цветовым определением (север — жёлтый, юг — красный, запад — синий, восток — белый, зенит — многоцветный, надир — чёрный). Под надиром лежат 4 нижних мира, над зенитом — 4 верхних мира. Мир населён созданиями двух видов: «сырой народ» и «приготовленный народ» (или «дневной народ»). «Дневные» создания питаются приготовленной пищей, «сырые» — сырой или пожертвованной «дневным народом». «Сырой народ» может принимать любую, но главным образом антропоморфную форму, поэтому оба вида признаются родственниками. Наиболее почитаемые из «сырых» созданий — Солнце (Отец-солнце), Луна (Мать, лунный свет дарящая), Земля (Мать-земля), духи-качина, Жрецы дождя и выполняющие их волю Жрецы лука, обитающие по 6 сторонам света и принимающие формы различных животных и других природных явлений.

К началу контактов с испанцами (экспедиция Коронадо; 1536 год) насчитывали 4—6 тысячи человек, жили в 6 поселениях-пуэбло по реке Зуни (приток Литл-Колорадо) притокам. Были номинально покорены испанцами, участвовали в восстании пуэбло 1680 года и были вторично завоёваны в 1692 году и переселились в одно пуэбло. Попытки христианизации были безуспешны.




«У йоруба, которые как и зуньи, следуют тотемической классификации, это членение также характерно выражается в восприятии пространства. У них каждой пространственной области приписаны определенный цвет, определенный день их пятидневной недели, определенная стихия; и у них последовательность молитв, характер и варианты культового инвентаря, порядок сезонных жертв, то есть весь круговорот сакральных действий, возводятся к определенным основным пространственным различиям»

Эрнст Кассирер
Немецкий философ и культуролог

Точно так же строение их города и его деление на кварталы представляют собой в некотором роде не что иное как, как пространственную проекцию их общих тотемистических представлений.

В несколько иной форме, и разработанные с величайшей тонкостью и точностью, мы встречаем в китайском мышлении представление, согласно которому все качественные различия обладают каким-либо пространственным "соответствием". И здесь все бытие и все события распределяются определенным образом между сторонами света. Каждая из них соотнесена со свои цветом, своей стихией, своим временем года, своим символическим животным, определенным органом человеческого тела, одной из основных страстей и т.д., являющихся ее специфическими атрибутами и принадлежностью, - и благодаря этой общей связи с определенным пространственным положением удается некоторым образом сблизить даже самые разнородные явления. Поскольку все виды и роды бытия обладают где-то в пространстве своей "родиной", в силу этого преодолевается их абсолютная отчужденность: пространственная "опосредованность" порождает духовную опосредованность, сведение всех различий в единое целое, в единый мифологический чертеж мира.



Важнейший из всех государственных ритуалов в Китае - это жертвоприношение в зимнее солнцестояние, которое совершается под открытым небом на южном алтаре Храма Неба 21 декабря... Император с ближайшей свитой преклоняет колени перед табличкой Шан-ди лицом на север. Платформа выложена мрамором в форме девяти концентрических кругов; внутренний круг состоит из девяти камней, вырезанных таким образом, чтобы закрывать по периметру центральный камень, представляющий из себя идеальный круг. Там император опускается на колени в окружении сначала круглых ярусов и их стен, а затем окружности горизонта. Таким образом самому себе и придворным он представляется стоящим в центре вселенной и, поворачиваясь на север и кланяясь, он признает молитвой и позой, что выше него только небеса... четыре пролета лестницы по девять ступеней ведут вниз к среднему ярусу, где лежат таблички к духам солнца, луны и звезд и богу времени Тай-Сую. Солнце и звезды занимают восток, а Луна и Тай-Суй запад, звезды - это двадцать восемь созвездий китайского зодиака..
Джозеф Локьер
Английский астроном.
"Рассвет астрономии. Планеты и звезды в мифах древних народов"
Думается, что у большинства людей миф ассоциируется со сказкой, с ложью, с вымыслом. Но это не так. Миф – это не сказка, не ложь. Миф не вымысел. Миф это куда более емкое и сложное понятие. В реальности миф не определим. Существует более 200 определений мифа, а это значит, что у него нет определения. Миф это не далекое прошлое, не бородатая древность. Миф - это здесь и сейчас. Миф не умер, он жив и правит нами. Миф пронизывает всю нашу жизнь.

Мы все, так или иначе, занимаемся мифотворчеством. Вот, например, люди любят мифологизировать вещи, предметы их окружающие, наделяя их определенными свойствами. Фетиш – мифологизированный предмет. Миф и Имя – очень близки. Имя – это миф. В имени ребенка заложена его судьба, его код. Имя наречение – наложение определенной программы на человека. Изменение имени в какой-то мере соотносится с изменением судьбы. Мифологизация – это идеализации вещей и процессов, будущего и прошлого. Миф обуславливает иррациональный способ познания мира. Миф определяется верой. Вера есть всегда. Человек не может жить без веры, он обязательно во что-то верит. И в то, во что человек верит, он вкладывает душу. А это уже миф.
Жаринов Евгений Викторович
Российский писатель, литературовед, публицист, переводчик. Профессор кафедры всемирной литературы филологического факультета МПГУ.
«В противоположность функциональному пространству чистой математики пространство мифа предстает как совершенно структурное пространство. Здесь целое возникает, "становится" не из элементов, из которых оно вырастает генетически, по определенному правилу, напротив, здесь существует чисто статическое отношение нахождения, присутствия. Сколько бы мы продолжали процесс деления, в каждой из частей мы снова обнаружим форму, структуру целого. То есть форма не разбивается на гомогенные и тем самым бесструктурные элементы, а продолжает свое существование, не затронутая и не поврежденная никаким делением. Весь мир пространства, а с ним и космос вообще, оказывается построенным по определенной модели, предстающей перед нами то в увеличенном, то в уменьшенном виде, но в любом масштабе остающейся той же самой»

Эрнст Кассирер
Немецкий философ и культуролог
Если бы возможно было персонифицировать бессознательное, его можно было бы мыслить как собирательное человеческое существо, сочетающее в себе характеристики обоих полов, превзошедшее юность и старость, рождение и смерть - и практически бессмертное, так как в его распоряжении оказался бы один из двух миллионов лет человеческих переживаний. Если бы такое создание действительно существовало, оно было бы вознесено над любыми временными изменениями, а настоящее означало бы для него ни больше, ни меньше, нежели любой год сотого тысячелетия до Христа; ему снились бы сновидения, чей возраст исчислялся бы целыми эпохами, а благодаря своему неизмеримому опыту оно стало бы несравненным предсказателем. Оно бессчетное число раз вновь и вновь переживало бы жизнь личности, семьи, рода и народа и обладало бы тонким чуством ритма развития, процветания и разложения.
Карл Густав Юнг
Швейцарский психиатр и педагог, основоположник одного из направлений глубинной психологии - аналитической психологии..