LAGNA39|MAP ROUNDTABLES
ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ СТРАХА
ИССЛЕДОВАНИЕ В ОБЛАСТИ ГЛУБИННОЙ ПСИХОЛОГИИ

Нам пока не удалось разработать общую теорию, но мы убеждены в существовании некой связи между учениями о четырех физических элементах и о четырех темпераментах. Во всяком случае, души мечтателей, чья фантазия отмечена знаком огня, воздуха, воды или земли, оказываются весьма несхожими. Вода и огонь, в частности, остаются врагами даже в воображении, и тот, кто слышит лепет ручья, едва ли способен понимать того, кому внятны песни огня: они говорят на разных языках.

Развивая, в самом общем виде, эту Физику - или Химию - воображения, мы с легкостью придем к теории четырехвалентности поэтических темпераментов. Действительно, четырехвалентность фантазии выражена столь же отчетливо, как химическая четырехвалентность углерода, и не менее продуктивна. Фантазия владеет четырьмя областями, устремляет в пространство бесконечности четыре луча. Чтобы выведать тайну настоящего поэта - поэта искреннего, верного исконному языку души и глухого к фальшивым отголоскам эклектики восприятия, расположенной играть всеми чувствами, - достаточно узнать одно слово: "Скажи мне, кто твоя химера: гном, саламандра, ундина или сильфида?"

Кстати, замечал ли кто-нибудь, что все эти фантастические существа питаются тем же, из чего созданы: гном состоит из уплотненной земли и обитает в расселине скалы; хранитель минералов и золота, он насыщается самыми плотными веществами; пылающая саламандра пожирает сама себя в этом пламени; водянистая ундина бесшумно скользит по озерной глади, впитывая собственное отражение; сильфида, которую любое вещество перегружает, а капля алкоголя приводит в ужас, которая, вероятно, вознегодовала бы из-за того, что курильщик "загрязняет ее стихию" (Гофман), легко взлетает в голубые небеса, почитая для себя благом полное отсутствие аппетита.
Гастон Башляр
французский философ и искусствовед
В этом аспекте наши знания о четырех основных жизненных позициях и четырех основных формах страха могут быть полезны в оказании помощи, как в партнерских отношениях, так и в межчеловеческих контактах. Различные исторические периоды, культуры, социальные структуры, коллективные условия жизни, соответствующие данному времени идеологии и ценности, этические, религиозные, политические и хозяйственные установки оцениваются в зависимости от преобладания каждого из четырех основных видов страха, той или иной личностной структуры. Мы можем рассматривать каждую эпоху в зависимости от доминирования в ней одного из четырех структурных типов личности, который имеет в данной системе наиболее благоприятные условия для своего развития, так как уже в детском возрасте определяются установки, в соответствии с которыми определенные характеры и личностные структуры определяются как плохие и отвергаются, не получая положительной коллективной оценки. Крестьянско-оседлая культура благоприятствовала развитию защитных процессов и ориентации на традиции, неизменный и передаваемый опыт, безопасность, собственность и ее незыблемость, т. е. на такие качества, которые мы описали у личностей с навязчивым развитием. Процесс образования городов и индустриализация, которые мы переживаем в настоящее время, лишают нас многих естественных условий, требуют большого объема бездуховной деятельности, угрожают такими массовыми процессами, как лишение корней, что приводит к шизоидизации в смысле описанной выше утраты связей, пренебрежения духовностью, поддержкой технократии, которая становится все более могущественной. Это очень важно для нас, так как подчеркивает позитивный аспект шизоидных личностей, а именно их стремление к индивидуализации не только как изолированной самореализации и эго центрического одиночества, но и как задачу сохранения своей целостности, т. е. служит противостоящей духу времени установке на осознание своей эмоциональной и человеческой целостности. Патриархат с типичными для него процессами абсолютизации силы и авторитета, с его привязанностью к традициям и организационным формам, выражающим господство лиц с навязчивой структурой личности, приближается к своему концу, так как лишен органической жизненной основы, заложенной в крестьянской культуре, использующей не только власть сильнейшего, но также подавление слабых и использование зависимых. Одновременно с разрушением основ патриархата консолидируется противоположный полюс, который в экстремальных формах требует антиавторитарного образования, сопровождается сексуальной революцией и освобождением от табу и в позитивном смысле сопровождается поиском новых форм проявления свободы. Это усиливает присутствующие в любом коллективе стремления к дополнению друг друга, выравниванию болезненной односторонности, сознательному регулированию собственных психических процессов, которые раньше ритмически сменялись прорывом привычного сдерживания с экстремальными формами поведения.
Основные формы страха взаимосвязаны с нашим самочувствием в этом мире и с нашей напряженной распределенностью между двумя большими антиномиями, которые мы переживаем в их неразрывной противоположности и повторяемости. Я хотел бы обе эти антиномии в равной степени прояснить, включая их в надперсональный порядок и закономерности, которых мы не осознаем, но которые все же существуют. Рождаясь в этом мире, мы повинуемся четырем могущественным импульсам:
Фриц Риман
немецкий психолог, психоаналитик, психотерапевт, астролог и писатель.
Наша Земля вращается вокруг Солнца, являющегося также центральным светилом нашей собственной мировой системы, чье движение мы определяем как революцию или переворот. Одновременно Земля вращается вокруг своей оси, что называется ее собственным вращением. Таким образом, существуют два взаимоисключающих или взаимодополняющих импульса, которые поддерживают нашу мировую систему в движении, к которому принуждают два направления: силы тяжести и центробежной силы. Сила тяжести поддерживает целостность нашего мира, стремясь вовнутрь, к его центру, и удерживая его от распада. Центробежная сила направлена от центра наружу, она стремится к расширению и, будучи отпущена, направлена на отделение и непрерывное движение. Только взвешенное взаимодействие этих четырех импульсов гарантирует закономерный и подвижный порядок жизни, в которой мы пребываем и которую называем космосом. Преобладание или выпадение одного из видов движения нарушает или разрушает этот вселенский порядок и приводит к хаосу.

Представим себе, что Земля израсходует один из этих основных импульсов. Пусть, например, произойдет переворот, в результате которого Солнце будет вращаться только вокруг собственной оси, вследствие чего нарушится порядок, согласно которому Солнце является центром, вокруг которого движутся другие планеты. Мы не можем предписывать Солнцу его пути, так как оно живет по своим законам. Земля имеет собственное вращение и, кроме того, совершает вращение вокруг Солнца, оставаясь вместе со своим спутником-Луной на определенной планетарной ступени; при этом Земля и Солнце находятся во взаимной зависимости друг от друга. В обоих случаях планетарные законы и законы вращения Солнца взаимозависимы и, следовательно, их независимое существование разрушительно. Далее. Если Земля лишится силы тяжести и будет находиться только под влиянием центробежных сил, неизбежно разрушение привычных направлений и хаотическое движение, которое может привести к столкновению с другим космическим телом. А в случае, если силе тяжести не противостоят противоположные по направлению центробежные силы, это может привести к полному окостенению и неподвижности или к пассивной зависимости от других сил, противостоять которым не представляется возможным. Эти сопоставления, изложенные в аллегорической форме, поразительно соответствуют положению человека, как обитателя нашей Земли и крошечной частички Солнечной системы подчиняющегося закономерностям этой системы и, вместе с тем, находящегося под влиянием инстинктивных бессознательных сил и одновременно выполняющего в латентной форме их требования.

Мы испытываем потребность каждый основной импульс в человеческой сфере перевести на язык психологии, находя соответствие им в переживаниях, столкновение которых проявляется в упомянутых выше противоположностях, и при этом определяем основные формы страха, которые взаимодействуют на глубинных уровнях человеческого духа. Ротация, собственное вращение, соответствует психологическому смыслу требования индивидуальности, т. е. является условием индивидуального существования. Революция, движение вокруг Солнца, нашего центрального светила, соответствует требованиям подчинения великой общности; наши собственные закономерности и наши собственные желания ограничены в пользу сверхперсональных связей. Центростремительное направление, сила тяжести на психическом уровне соответствует нашему стремлению к постоянству и устойчивости; и, наконец, центробежное направление или центробежные силы соответствуют нашему стремлению вперед, к изменениям и переменам. В этих понятиях могут быть описаны и другие антиномии: они содержатся в противоречии повторяющихся требований устойчивости, с одной стороны, и изменчивости - с другой. В соответствии с этими космическими аналогиями мы обосновываем четыре основных требования, которые повторяются и взаимно дополняют друг друга во всех наших стремлениях. В сменяющихся формах проходит вся наша жизнь, и мы всегда хотим по-новому отвечать на ее требования.
1
Первое требование, соответствующее в нашей аллегории ротации, означает, что каждый индивидуум для достижения самостоятельности и неповторимости своей личности должен отграничить себя от остальной человеческой массы, не обмениваясь с нею своими особенностями. К этому требованию присоединяется страх, который угрожает нам, когда мы отделяем себя от других, возникающий с момента рождения и связанный с тем, что мы являемся частью общности и боимся одиночества и изоляции. На всех уровнях, будь то расовые, семейные, национальные, половые, связанные с нашими надеждами или с нашей профессией, мы принадлежим к определенным группам, к которым мы испытываем чувство близости и родственной принадлежности, и вместе с тем, будучи индивидуумами и единичностью, стремимся к четкому различию от других людей. Это приводит к тому существенному факту, что одним из основных наших желаний является стремление не смешиваться с другими людьми и однозначно идентифицироваться с самим собой. Наше существование похоже на пирамиду, чье основание покоится на типичном и всеобщем, а вершина стремится освободиться от связи с всеобщим и увенчаться индивидуальным и единичным. С началом и развитием нашей единичности, т.е. с процессом индивидуализации, который К.Г. Юнг назвал процессом развития (Entwicklungsvorgang), мы выходим из системы отношений, описываемой формулой "быть таким же, как другие" ("Auch-wie-die-anderen-Seins"), и переживаем нашу единичность (единственность) и индивидуальность с чувством страха. Чем больше мы отделяемся от других, тем больше мы подвергаемся воздействию неуверенности, непонимания и отверженности. Не рискуя, с другой стороны, оторваться от коллектива и от типовой принадлежности, мы развиваем свою индивидуальность, решительно отстаивая свое человеческое достоинство.

2
Второе требование, соответствующее в нашей аллегории революции, состоит в том, что мир, жизнь и человеческое сообщество открыты для нашего участия и требуют для этого отказа от "Я", а в противном случае являются чуждыми, существующими независимо от нас и вне нас. Второе требование подразумевает, как это вытекает из всего смысла изложенного, самоотречение и самоотдачу. С этими понятиями связаны все страхи, заключающиеся в боязни утраты собственного "Я", зависимые от необходимости самоотдачи и нежелания лишиться своей единичности и принести себя в жертву другим, что является необходимым для приспособления к требованиям большинства. Это, прежде всего, приводит к зависимости от нашего окружения, чувству покинутости и бессилия, которые возникают при угрозе исключения этой зависимости и защищенности. Риск остаться в одиночестве без связей с миром, без чувства принадлежности к находящемуся вне нас сопровождает всю нашу жизнь от момента рождения и вызывает у нас потребность к познанию мира. Мы вынуждены сталкиваться с этой первой антиномией несправедливости, которую возлагает на нас жизнь: мы должны жить в условиях самопроверки и самоиспытания, а также самоотдачи и самозабвения, что одновременно может вызвать страх перед задачей осуществления собственного "Я" и страх перед разрушением собственного "Я" (страх ликвидации становления "Я").
3
Третье требование, соответствующее в нашей аллегории центростремительному направлению или силе тяжести и означающее наше стремление к неизменности и продолжению. Мы должны в нашей жизни так хозяйствовать и располагаться, так планировать свое будущее, так стремиться к нему, как будто наша жизнь безгранична или как будто мир стабилен, будущее предвидимо, существование непреходяще, и при этом одновременно знать, что мы наполовину состоим из смерти (media in vita morte sumus) и наша жизнь в течение мгновения приходит к своему концу. Это требование продолжения и устойчивости дает нам возможность иметь неопределенное будущее, вообще будущее и в связи с этим обеспечивать для себя хоть какую-то устойчивость и защиту. Оно сопровождается страхами, которые связаны со знанием о преходящем характере нашей зависимости и иррациональности планирования нашего существования, страхом перед риском всего нового, перед неопределенностью наших планов, перед вечной изменчивостью нашей жизни, которая никогда не останавливается и постоянно изменяет нас самих. Этот страх выражен в известном изречении о том, что нельзя дважды вступить в одну и ту же реку, так как река постоянно меняется. С другой стороны, отказываясь от принципа продолжительности и устойчивости существования, мы лишаемся способности что-либо делать и осуществлять, любая деятельность связана с нашим представлением об устойчивости и продолжительности. В противном случае мы не сможем добиваться достижения наших целей. Мы живем, надеясь, что располагаем неограниченным временем, и эта иллюзорная стабильность, неизменность, иллюзорная вечность являются важнейшим импульсом для нашей деятельности.
4
И, наконец, четвертое требование в соответствующей аллегории центробежного направления или центробежной силы. Оно состоит в том, что мы всегда стремимся к расширению, изменчивости, развитию и преодолению, отказываясь от уже изведанного, преодолевая традиции и обыденность, расставаясь с достигнутым, для того чтобы попытаться пережить неизведанное. С этим требованием, которое дает нам возможность жизнерадостно развиваться, безостановочно и настойчиво открывать новое и проникать в тайну неизведанного, тесно связан страх перед необходимостью преодоления порядка, необходимости, правил и законов, инертности привычек, которые удерживают, сковывают и ограничивают наши возможности вопреки нашему движению к свободе. Этот страх, наконец, противоположен ранее описанным, при которых смерть связана с преходящим характером жизни, и связан со смертью от окоченения и застывания. Находясь под влиянием импульсов к изменениям и риску, забывая и преодолевая временные закономерности вселенной, мы остаемся привязанными к нашим привычкам, удерживаем и повторяем привычное существование. Обрисовывая противоречия нашей жизни в виде парных антиномий, мы должны отметить, что в равной степени стремимся к стабильности и к изменениям, в связи с чем вынуждены в равной степени преодолевать как страх перед неизбежной изменчивостью, так и перед неизбежной необходимостью.
РОТАЦИЯ
РЕВОЛЮЦИЯ
ЦЕНТРОСТРЕМИТЕЛЬНАЯ
СИЛА ТЯЖЕСТИ

ЦЕНТРОБЕЖНАЯ
СИЛА

Итак, познакомимся с четырьмя основными формами страха:

1. Страх перед самоотвержением, переживаемый как утрата "Я" и зависимость.

2. Страх перед самостановлением (стагнацией "Я"), переживаемый как беззащитность и изоляция.

3. Страх перед изменением, переживаемый как изменчивость и неуверенность.

4. Страх перед необходимостью, переживаемый как окончательность и несвобода.
Фриц Риман
немецкий психолог, психоаналитик, психотерапевт, астролог и писатель.
Все возможные варианты страха относятся, в конечном счете, к описанным вариантам основных форм и связаны с четырьмя основными импульсами, которые в любом случае встречаются попарно, дополняя и противореча друг другу: как стремление к самосохранению и самообособленности с противоположным стремлением к самоотдаче и принадлежности к общему и, с другой стороны, как стремление к постоянству и безопасности с противоположным стремлением к изменениям и риску. Каждому стремлению свойственен страх перед противоположным стремлением. И, возвращаясь снова к нашим космическим аллегориям, жизненный порядок возможен только тогда, когда наступает равновесие между этими противоположными импульсами. Такое равновесие не означает, как это кажется, нечто статичное, но полно драматических внутренних противоречий, состоящих из внутренних достижений, сменяющихся последующими падениями.
Преобладание одной из четырех основных форм страха или, с другой точки зрения, прекращение действия одного из четырех основных типов импульсов приводят нас к четырем типам личностной структуры или к четырем способам существования в мире (In-der-Welt-Seins), с которыми мы ознакомимся в дифференцированном виде и к которым все мы относимся с той или иной степенью акцентуации. Эту личностную структуру мы понимаем также как одностороннюю акцентуацию в связи с одним из четырех основных видов страха. Такие проявления и односторонняя направленность, которые мы описываем как личностную структуру, по всей вероятности, имеют своим источником раннее детское развитие. Соответственно, мы рассматриваем как один из признаков психического здоровья то, какой из четырех основных импульсов преобладает в наших жизненных переживаниях, что одновременно означает, какая из четырех основных форм страха свойственна данной личности. Четыре личностные структуры, прежде всего, отражают психическую норму с определенной акцентуацией. Между тем, акцентуация означает очевидную одностороннюю направленность, достигающую границ, за которыми мы подразумеваем пограничные или экстремальные варианты четырех нормальных личностных структур. В связи с этим мы сталкиваемся с невротическими вариантами личностных структур, которые в психотерапии и глубинной психологии описываются как четыре большие невротические формы: шизоидия, депрессия, невроз навязчивостей и истерия. Эти невротические личности являются отражением заостренных или экстремальных форм общих типов человеческого существования, с которыми мы все знакомы.
«Четыре стихии (итал. l Quattro elementi) — живописный цикл из четырёх картин («Земля», «Вода», «Огонь» и «Воздух»), созданный Джузеппе Арчимбольдо (итал. Giuseppe Arcimboldo; 1527—1593) в 1566 году.
Рудольф II, наследник Габсбургов, император Священной Римской империи, король Венгрии, Германии и Рима - один из величайших героев истории, но до сих пор его фигур а остаётся практически неизвестной. Стремясь постичь глубочайшие тайны природы и загадки бытия, Рудольф приглашал ко двору нескончаемый поток гениев: датского астронома Тихо Браге, немецкого математика Иоганна Кеплера, английского мага Джона Ди, Фрэнсиса Бэкона, художника-маньериста Джузеппе Арчимбольдо и многих других. Прага стала художественным и научным центром известного в то время мира - островком интеллектуальной терпимости, окружённым католицизмом, протестантизмом и исламом. В своей книге Питер Маршалл сочетает чудеса Праги XVI века с яркими персонажами двора Рудольфа и предлагает новый захватывающий взгляд на поворотный момент перехода от Средних веков к современности, когда закладывалась основа для научной революции и Просвещения.
Истерические личности:
Очарование нового, неизведанного, манящего давно известно; радость риска в такой же степени присуща нашему существованию, как жажда вечности и потребность в. безопасности. Авантюризм живет в нас, далекие страны привлекают; нам в равной степени свойственны тоска по дому и тяга к путешествиям, страстное желание интимных впечатлений и переживаний, которые ломают рамки привычных представлений, обогащает нас, новые стороны бытия привлекают и манят. Мы ищем встреч с новыми людьми, мы торопимся использовать и исчерпать все возможности нашей жизни, расширить, обогатить и осмыслить новые встречи.

В связи со сказанным переходим к описанию четвертой и последней основной формы страха - страха перед окончательностью, перед необходимостью и ограниченностью нашего стремления к свободе. Если личность с навязчивым развитием боится изменений, свободы и риска, то, приступая к описанию личностей с истерической структурой, мы отмечаем у них нечто совершенно противоположное. Они явно стремятся к переменам и свободе, жаждут всего нового и рискованного, перед ними открыты шансы и возможности будущего. Они боятся всяких ограничений, традиций, закономерностей и порядка, которые так значимы для лиц с навязчивым развитием. Вспомним поговорки и пословицы, отражающие сущность этих людей: они живут по принципу "einmal ist keinmal" - "один раз не в счет", что означает отказ от привязанностей и обязанностей, от каких-либо претензий на неизменность действительности, на вечность. Прошлое уже прошло и больше их не интересует. Оно имеет для них относительный интерес и несравнимо с красочным и живым настоящим; главным и важным для них является "сейчас", мгновение. Латинская поговорка "сагре diem" или ее немецкий эквивалент "nutze die Gelegenheit" - "пользуйся случаем", быть может, больше всего для них подходит.

Прошлое прошло и не интересует их более; будущее есть поле для возможного, однако они, по существу, ничего не планируют, так как это было бы связано с традициями и установками. Для них важно лишь то, что для них открыто и им является; они всегда готовы освободиться от данности, от сложившихся обстоятельств.

Рассмотрим снова, в рамках приведенных во введении аллегорий, ситуацию, при которой центростремительные силы взаимосвязи и концентрации ослабляются и высвобождаются и когда преобладают противоположные, центробежные силы, являющиеся источником устремленности к новому центру внимания. Это означает, что они живут от мгновения к мгновению, без четких планов и целей, в ожидании нового, в жажде новых раздражителей, впечатлений и авантюр, находясь во власти соблазна господствующих в данный момент впечатлений и желаний, исходящих как от внешних, так и от внутренних источников. Прежде всего, они нуждаются в чувстве свободы, в связи с чем испытывают страх перед порядком, установленными законом положениями, которые они связывают с невозможностью уклониться от обязанностей и установок Действующие повсеместно и связанные с соблюдением порядка положения они воспринимают, как правило, в аспекте ограничения свободы и по возможности уклоняются от их выполнения. Их стремление к свободе это, по преимуществу, стремление к свободе от чего-то, а не для чего-то.

Что же происходит, если действующие правила игры в межчеловеческих отношениях и естественный и необходимый для жизни порядок не воспринимаются? В этом случае люди живут в мире, где законы и положения гибки, как каучук, где все уступает желаемому и любимому в данный момент, где порядок не воспринимается всерьез, так как постоянна только изменчивость. В каждой жизненной ситуации они ищут лазейку, для того чтобы в своем поведении уклониться от принятого порядка и последовательности Законы каузальности, т. е взаимосвязь между причиной и следствием, столь необходимые при столкновении с физической природой, они не готовы применять и использовать; для них действительно лишь то, что применимо здесь и сейчас. Естественно, в большинстве своем они боятся и, по возможности, избегают жестко установленных границ и ограничений - даже биологических данностей, при которых необходимо быть либо мужчиной, либо женщиной, возрастных определений, упоминаний о неизбежности смерти. Они стремятся играть все роли, которые предусмотрены в человеческом коллективе, и избегают всяческих предписаний и законоположений. Резюмируя, можно сказать, что их страшит в жизни и окружающей среде все то, что свидетельствует об ограниченности и неизбежности, все то, что мы обозначаем и поддерживаем как реальность. Однако мы приспосабливаемся к миру фактов и принуждены воспринимать, понимать и усваивать нашу зависимость от законов жизни. Эту реальность, которая дает нам право не обращать внимания на случайные, мелочные проблемы, личности с истерическим развитием не признают и пытаются разрушить. Тем самым они обретают для себя призрачную свободу, которая со временем становится все более опасной, так как они предпочитают жить в иллюзорном мире, где реальность не ограничивает их фантазию, возможности и желания. Они все более и более погружаются в псевдореальность, в "ложную действительность". Однако чем больше мы отдаляемся от реальности, чем больше возрастает степень нашей кажущейся свободы, тем меньше мы ориентируемся в "действительной действительности" и тем меньше учитываем ее в своем поведении. Это приводит к тому, что попытки связаться с реальностью становятся все более неудачными, приводят к разочарованиям и возвращают этих людей назад в мир желаний. При этом пропасть между желаемым и действительным растет, и это является настоящим порочным кругом для лиц с истерической личностной структурой.

Это приводит нас к закономерностям, которыми мы не можем пренебрегать безнаказанно. Испытывая чувство, что этот закон причинности ограничивает их возможности и принуждает к выстраиванию последовательности своих действий и самоотказу, личности с истерическим развитием уклоняются от его выполнения, прибегая к "страусиной политике". Они действуют так, как будто причинности не существует. Одержимые доминирующими в настоящее время желаниями, не принимая во внимание последствия этих желаний и не пытаясь проверить их реалистичность, они живут по принципу "после нас хоть потоп". Они наивно полагают, что и принципы причинности, и их последствия не имеют влияния на текущие события или, по крайней мере, не имеют прямого отношения к данной ситуации. Будучи зависимыми от своих желаний и от того, что производит на них сиюминутное впечатление, они пренебрегают возможными последствиями и находятся под суггестивным влиянием своих желаний, думая о причинах и следствиях только потом.
Одержимость желаниями с влечением к их немедленному удовлетворению, при котором бросающееся в глаза заменяет обдумывание, ирреальные установки заставляют пренебрегать логичностью и последовательностью своих действий, происходящее оценивается произвольно, с надеждой на чудо, на счастливый случай, возможные последствия своих действий вытесняются и отвергаются, так что приходится все время латать дыры, нанесенные при столкновении с действительностью, с помощью лживых "историй", заменяющих истинные события; предаются забвению неприятные случаи и происшествия, связанные, прежде всего, с чувством собственной вины или неправоты; и, в конце концов, происходит отрицание неудобной или неприятной необходимости нести ответ за свое поведение или уклонение от такой необходимости.

С такой же легкостью обращаются истерики и с другими реальностями, а также со временем. Пунктуальность, планирование своего времени и его распределение для них тягостны и непереносимы; они нередко расценивают эти качества у других людей как мелочность. Или возьмем такую биологическую реальность, как наша зависимость от половой принадлежности, от процесса созревания и от возраста. Лица с истерическим развитием не хотят отказываться от своих установок, стремятся как можно дольше считаться детьми, которые не имеют никаких обязанностей, стремятся удержать молодость и не нести ответственности за те изменения, которые они вносят в окружающий мир или во взаимоотношения с другими. Ответственность для них - неприятное и неудобное понятие, требующее соблюдения определенных условий, которые напоминают им о законе причинности и неприятных последствиях и выводах с ним связанных. И возраст! Они находят различные причины, для того чтобы уклониться от ответов на вопросы о возрасте, ссылаясь на выражение "мне столько лет, на сколько я себя чувствую" и находя различные уловки, чтобы не отвечать на этот вопрос по существу. Им кажется, что, уклоняясь от того, чтобы сказать правду о своем возрасте, они достигают иллюзии вечной молодости. Начиная с одежды, в которой они придерживаются юношеского стиля, и кончая многочисленными косметическими средствами и даже косметическими операциями, они прибегают к любым средствам, чтобы поддержать эту иллюзию молодости. Они пренебрегают заботами и волнениями, объясняя это тем, что они для них "непереносимы", а если уклониться нельзя, то ссылаются на болезнь и тем самым избавляются от хлопот и беспокойства. Подобным же образом истерические личности относятся к этическим нормам и морали. Кто знает, что скрывается за их любезностью и предупредительностью? "Один раз не в счет" ("einmal ist keinmal"), a случай не влечет за собой никаких выводов и последствий. Кто знает, что хорошо, а что плохо? Ведь все это, в конечном счете, относительно и зависит от той точки зрения, которой мы придерживаемся в данный момент. Они воспринимают мир пластично и гибко и возникающим на их жизненном пути ошибкам дают произвольное истолкование. Кто знает, что в данный момент действует, а что уже прошло? Счастливым об разом их мысли свободны, они убеждены в достаточности настоящего и не думают о том, что может произойти в будущем - кто может доказать противоположное? С их точки зрения логика - это обременительная, докучливая реальность. Они все более и более отдаляются от реальности и от решения логически вытекающих из нее проблем - их собственная логика отличается от логики других людей тем, что в ней минимум логики. Когда посторонние находят в их мышлении непонятные пропуски и разрывы, за которыми они не поспевают, а их поведение определяют как немотивированное, сами истерики хорошо себя понимают и находят свои мысли и поступки вполне логичными. Какие фантастические возможности представляет раз говор с истерической личностью, если собеседник хоть раз догадается о том, что руководит истериком и как мало знают посторонние о его мотивах и желаниях!

Так развивается так называемая псевдологика, приводящая к сознательной или подсознательной лживости, в которой едва ли не каждый может уличить истерическую личность. Собственно говоря, страх этих людей перед необходимостью и окончательностью не осознан. Он заменяется часто встречающимся у них страхом открытых улиц и площадей (агорафобия), а также страхом замкнутых пространств, охватывающим их в лифтах, купе пассажирских поездов и т. д. (клаустрофобия). Так же часто встречается страх перед животными. Эти страхи являются переносом основного страха на второстепенное и безобидное, прежде всего, из соображений избегания и предотвращения. При страхе замкнутого пространства в лифте или страхе высоты на мосту лифт и мост служат средством бегства от страха, уклонением от него. По существу, страх перед ограничением свободы или перед ситуацией искушения при этом не усиливается, а напротив, может быть снят, так как рискованные желания, овладевающие истериками или создающие внутренний конфликт, переносятся на внешние объекты страха, которые способствуют "разрешению" конфликта, и данное положение уже не приводит к отказу от искушения. Если я больше не могу - по крайней мере, в одиночку - ходить по улице, то я имею право не противостоять соблазнам и искушениям. Конечно, такого рода уловки не являются действенной и надежной защитой от страха - одни страхи сменяют другие и противостоят друг другу. Когда под влиянием страха лица с истерическим развитием ощущают себя припертыми к стенке и не видят выхода из ситуации, развивается паническая реакция или паническая атака - "Fluent nach vom", - при которой невозможен какой-либо разумный и обоснованный прорыв.

Мы должны теперь показать, что истерическим личностям свойственно постепенное суммирование неправильного, ошибочного поведения, которое приводит их к безысходной ситуации. Что можно сделать, чтобы удачно избежать обязательности и окончательности? Гарантирующим безопасность способом таким личностям представляется жизнь, при которой принимается во внимание лишь мгновение без всяких предыстории и последствий. Если я вчера совершил ошибку, наделал глупостей, то мне приходит в голову решение жить только сегодняшним днем, хвататься за настоящее, потому что завтра может и не наступить. Преодолевая временные и каузальные взаимосвязи, истерические личности достигают необычайной пластичности, они живут без исторических корней, без прошедшего. Они отвергают прошлое как несущественный балласт, что вносит в их жизнь пунктирность, ненадежность, фрагментарность и переливчатость. Они могут, как хамелеоны, приспособиться к каждой новой ситуации и, вместе с тем, проявляют так мало постоянства, такой дефицит "непрерывности "Я"", что мы можем это считать для них характерным. Они кажутся непредсказуемы ми и непостижимыми. Истерики могут играть разные роли в зависимости от данного момента и своих потребностей, ориентироваться на партнера и тут же публично отказываться от своей привязанности, если эта роль больше их не устраивает. Так развивается не последовательность и отсутствие четких контуров по ведения, которые характерны для истерических личностей.

Другой возможностью, которую приобретает страх, припирающий истериков к стенке, является так называемый "поворот копья в другую сторону" ("Spiep umzudrehen"), при котором вина за происшедшее перекладывается на других. При этом упреки к самому себе заменяются претензиями к постороннему, что рефлекторно приводит к свойственной детям реакции, когда они на реплику "ты дурак" автоматически отвечают "сам дурак". Нередко случается так, что если их критикуют или упрекают в чем-то, они тотчас же, без всяких дискуссий и возражений, принимают чужую точку зрения. Проецирование на других собственного чувства вины в форме упреков может достичь такой степени, что они начинают верить в виновность другого человека по принципу "держи вора". Это, естественно, приводит к неискренности, которая, в конечном счете, переходит в лживость при различных жизненных Все это вызывает подспудное чувство неуверенности и неопределенный страх, что в некоторых случаях выражается в поисках роли, защищающей их от последствий своих действий и реальности. Часто это "бегство в болезнь", которая, по крайней мере, дает им возможность выиграть время и избежать ответственности.
Истерическая личность и любовь
Истерические личности любят любовь. Они любят все, что может способствовать повышению их самооценки - упоение, экстаз, страсть; любовь воспринимается ими как вершина их переживаний. Если навязчивые личности рассматривают любовное томление как насилие, то истерические личности относятся к дионисийской стороне аполлонийской линии отношения к любви. Их влечет к безграничным любовным переживаниям, однако не в форме самоотдачи, как бывает у депрессивных личностей, а в плане распространения и расширения своего "Я", к апофеозу своего "Я". Если депрессивные личности стремятся перейти границы собственного "Я" для симбиотического слияния с другим, с партнером, и тем самым пытаются трансцендентировать себя вовне, то истерические личности пытаются усилить интенсивность своих переживаний, т. е. направляют любовные чувства вовнутрь, для удовлетворения своего "Я". В связи с этим любовные взаимоотношения истерических личностей характеризуются интенсивностью, страстностью и требовательностью. Они ищут в любви, прежде всего, подтверждения своего "Я", им нравится упоение и опьянение, которые им дает партнер, они ожидают в связи с любовными отношениями кульминации своей жизни. Для них эротическая атмосфера - это нечто само собой разумеющееся, они прибегают к различным способам очаровывания и соблазнения, часто являясь истинными мастерами эротики.

Это подразумевает владение различными инструментами эротики - от флирта и кокетства до овладения искусством обольщения во всех его нюансах. Истерики, как правило, считают, что партнер должен поддерживать в них чувство собственной любовной привлекательности. Они обладают большой силой внушения, от которой трудно уклониться. В сознании своих достоинств и своей привлекательности они принуждают партнера поверить в это. При установлении любовных отношений для них важна, прежде всего, сила желания. Эти люди берут крепость штурмом, не затягивая осаду, по принципу "veni-vidi-vici" - "пришел, увидел, победил". Они легко вступают в контакт с противоположным полом; связь для них не бывает скучной и тягостной. Они любят любовь больше, чем партнера, им нравится знакомство с различными способами и образцами любви, так как они исполнены любопытства и любовного голода. Им нравится блеск и роскошь, праздники и торжества, они готовы праздновать по любому поводу, находясь при этом в центре внимания с помощью своего обаяния, темперамента, непосредственности и экстравагантной одежды. Они считают смертельным грехом, если партнер не нашел в них любовные качества или не оценил их - такое они переносят с трудом и вряд ли могут простить. Для них предпочтительнее ситуация "лучше б уж украли коня", чем спокойная, без сантиментов жизнь. Скука для них смертельно непереносима, они всегда скучают, оставаясь наедине сами с собой. Они яркие, живые, изворотливые партнеры, спонтанные и непредсказуемые в своих чувственных проявлениях, способные к интенсивной кратковременной любви. Они стремятся к наслаждениям, склонны к фантазированию и... часто проигрывают. К верности, по крайней мере, собственной, они относятся пренебрежительно. Тайная, запретная любовь для них особенно привлекательна, так как дает простор для романтических фантазий. В их сексуальности имеются затруднительные обстоятельства: эротическая игра, нежные любовные прелюдии для них важней, чем удовлетворение сексуальных желаний. Им нравится неожиданно сказать: "Побудь со мной еще, и все будет хорошо", - и доставляет большое удовольствие замедлить или отложить завершение сексуальной близости. Они хотят увековечить медовый месяц и с трудом после свадебных высот переносят погружение в повседневность. Они любят разнообразие. Если здоровые установки относительно собственной половой принадлежности и противоположного пола не реализуются, у истерических личностей легко возникает нарушение любовных способностей вплоть до фригидности и нарушений половой потенции. Оба пола рассматривают секс скорее как цель, достижение которой повышает самооценку, и как испытание силы воздействия своих желаний на партнера. Этим они отличаются от личностей с навязчивостями, которые используют секс для привязывания партнера к себе. Для истерических личностей важно упоение от силы своего воздействия на партнера, от того, сколь глубоко влияют на него особенности их характера и сама их сущность. Чем более выражены специфические особенности истерической личностной структуры, тем более требовательными становятся манеры, тем ярче проявляется требовательность в подтверждении собственной ценности. В таких случаях любовная связь имеет доминирующую установку на постоянное подтверждение собственной значимости, в связи с чем необходимо постоянное обновление любви, и усиливается присущее истерическим личностям непостоянство. Потребность в повышении самооценки при этом приводит к новым попыткам удивить окружающих, создать необычную, праздничную атмосферу.

Естественно, что старение вызывает уменьшение привлекательности, носящей преимущественно внешний, поверхностный характер, что, соответственно, приводит к возникновению возрастных кризов. Истерики нуждаются в партнере, но не так, как депрессивные личности, которые не могут жить, не вверяя себя ему; им необходимо зеркало, отражающее их способность возбуждать любовь, для повышения собственной неустойчивой самооценки. Их самолюбование нуждается в постоянном подтверждении. Они легко поддаются лести, в которую охотно верят. Они нуждаются в партнере, прежде всего для того, чтобы заручиться его подтверждением их обаяния, красоты, ценности и привлекательности. В связи с этим они склонны к нарциссическому выбору партнера, однако не в связи с боязнью "всех других" лиц противоположного пола, как это бывает у шизоидов, но в особенности потому, что в партнере надеются найти собственное подобие, в котором вновь обретают и любят самих себя. Нередко истерические личности обоих полов находят для себя невзрачных и малозаметных партнеров, чтобы возвыситься на их фоне и быть объектом их безусловного обожания. Это напоминает басню про павлина, который хотел жениться на простой курице: в книге актов гражданского состояния ворон с удивлением записал, что прекрасный павлин хочет зарегистрировать брак с невзрачной курицей в связи с тем, что, как он многозначительно заметил, "я и моя жена безумно меня любим".

Такая сильная жажда постоянного подтверждения собственной ценности и значимости, естественно, не может быть утолена, ни один партнер не может полностью ее удовлетворить. В таком случае они ищут нового партнера, который мог бы играть возложенную на него истерической личностью роль. Отчаянные авантюристки и ловкие манипуляторы мужскими сердцами являются как бы коллекционерами скальпов, самооценка которых зависит от числа их жертв и для которых любовь есть игра, за которую приходится платить высокую цену. Сколь велики их требования к любви, столь же велики и связанные с этими требованиями и надеждами разочарования: неудовлетворенность, капризы, дурное настроение и придирчивые обвинения после каждой новой любовной авантюры часто заканчиваются финансовыми издержками и неприкрытым преследованием партнера, которого они рассматривают как свою собственность и который, по их мнению, не вправе играть самостоятельную роль. Поскольку самооценка истерических личностей связана исключительно с доказательствами любви к ним, они ненасытны в средствах и способах, с помощью которых добиваются этого: они постоянно сравнивают партнера с другими, "которые умеют любить по-настоящему", подразумевая при этом, что другие способны сделать для них все, что они пожелают; они устраивают сцены и страстно упрекают партнера в том, что он "мало их любит", бурно, катастрофически реагируют, если партнер отдаляется от них. При этом наблюдается такая смесь чувств и расчета, что партнер не может понять, в чем же дело. Если любовь или брак основаны на иллюзорных ожиданиях, то при этом требования к партнеру превышают то, что вкладывает истерическая личность. Это вызывает разочарование, такого рода связь признается неудачной и начинаются новые поиски "большой любви". Для партнерских взаимоотношений истерических личностей характерны частые разрывы и примирения; в конце концов, они требуют возмещения за свое разочарование, в новых связях являются чрезмерно требовательными, что становится источником новых неудач и провалов.
Любовная жизнь истерических личностей осложнятся еще и тем обстоятельством, что они, будучи фиксированными на своей первой связи с персоной противоположного пола, не могут полностью отрешиться от идентификации с ней. В этом отношении истерики остаются на той стадии развития ребенка, соответствующей 4-5 годам, когда он, как мы теперь знаем, идентифицируется с полученными ранее впечатлениями и вырабатывает первоначальные предформы своих представлений о своем и противоположном поле. Принципиально здесь имеются следующие возможности: повторяется детское почитание или идеализация родителя противоположного пола или брата (сестры) по отношению к партнеру, от которого ждут воплощения "мечты о мужчине" ("мечты о женщине"), или пережитые ранее разочарование, страх и ненависть, вызванные непереработанными детскими впечатлениями о личности, осуществлявшей уход за ребенком, как негативный опыт переносятся на партнера. В этом случае к партнеру относятся с предубеждением и с самого начала связи ожидают, что она будет тягостной. Происходит проецирование первоначального образа матери или отца на партнера и установка на этот первоначальный образ, независимо от того, какую, собственно, роль играет партнер, т.е. происходит застревание на давнишней роли "сыночка" или "доченьки". У разочарованного матерью сына может развиться женоненавистничество, он мстит своим партнершам за перенесенное разочарование, уподобляясь Дон Жуану, обольщавшему и покидавшему затем женщин, нанося им ту же боль, какую ему причинила мать. Разочарованные отцом дочери мстят таким же образом мужчинам: у них развивается мужененавистничество или ложное представление о женской эмансипации - они не только стремятся к реализации равных с мужчинами прав и повышению собственной значимости, но "поворачивают копье в обратную сторону", требуя равенства из соображений мести и занимая при этом чисто женскую позицию. Или же они отшвыривают от себя мужчин, рассматривая контакт с ними как встречу с нелюбящим, отвергающим их отцом ("если ты меня не любишь, то я не желаю обращать на тебя внимание, и убирайся прочь" - психодинамическая основа некоторых девственниц). Некоторые из них, как Цирцея из "Одиссеи" Гомера, привлекают мужчин только своей сексуальностью, избирая различные формы соблазнения, и при этом используют и унижают мужчин, "превращая их в свиней". Близки к этому типу и те женщины, которые предъявляют мужчинам чрезмерные физические, психологические и материальные требования, используя, изматывая и лишая их силы и власти, как бы "кастрируя" их и унижая их мужское достоинство. В конце концов разочарованность противоположным полом или страх перед ним приводят к гомосексуализму. Может быть также, что при этом сестра или брат заменяют мать или отца. Связь с первыми впечатлениями от персоны противоположного пола, осуществляющей уход за ребенком, является общечеловеческим феноменом, который французы выразили следующим образом: "Мы всегда возвращаемся к своей первой любви". Примеры зависимости от личности, осуществлявшей уход за ребенком в раннем детстве, от их "семейного романа" столь известны, что истерические личности нередко попадают в ситуацию "треугольной" зависимости, в которой подсознательно повторяется их положение между двумя родителями и которая нередко встречается в качестве основы структурирования личности в семье с единственным ребенком. Им кажется, что, находясь в таком "треугольнике", они брошены на волю рока и часто, ссылаясь на "судьбу", говорят о том, что их постоянно "толкает" на такие отношения, что все мужчины или женщины, которые им встречались, уже связаны с другими. На самом деле, в поисках партнера, связанного с другим, зная о том, что он не свободен, истерические личности как бы возобновляют давнишнее соперничество с матерью или отцом. Они фиксированы на том, чтобы увести избранника от другого, вступая с покинутым в сопернические отношения, и всячески стремятся его уколоть, одновременно требуя от любовника серьезности, ответственности и проявления бурной радости от новой связи.

Знакомство с любовными историями каждого человека помогает понять его поведение. Истерические личности продолжают грешить и совершать ошибки, отрицая при этом какую-либо связь своего поведения с семейным анамнезом, и полагают, что их женственность или мужские качества развивались нормально. Иногда они не имеют представления о развитии их собственной половой роли и откликаются на любые сексуальные требования, поставив свою половую идентификацию в различных ее вариантах в зависимость от ее оценки партнером. При этом следует учитывать, что развитие женственности или мужественности зависит также от душевной и сексуальной зрелости. Основные проблемы жизни истериков усматриваются в связи любви и партнерских отношений с их иллюзорными ожиданиями и представлениями о жизни, любви, браке и вообще о противоположном поле. Их требовательная позиция по отношению к другим без готовности удовлетворить запросы партнера и заботиться о нем приводит их к новым разочарованиям, дающим право сделать вывод о том, что жизненные установки истериков основаны на иллюзиях и потому разочарование так неотвратимо. Страстное и активное желание в сочетании с полными радостных предвкушений запросами без собственного участия в создании таких отношений является проблематичной стороной этих личностей. При выборе партнера для них важно его положение, возможности, титул и другие внешние атрибуты, характеризующие его ценность и значимость. И в этом они остаются детьми, которым импонируют внешние атрибуты, являющиеся, как им кажется, источником хорошей жизни; вину за свои разочарования они, как правило, возлагают на партнера. Страх собственной несостоятельности вызывает у них влечение к подтверждению своей способности к любви, своей самоценности, и это влечение они реализуют в своих требованиях к внешнему окружению. Склонность проецировать вовне свои собственные недостатки вызывает, естественно, много проблем в партнерских взаимоотношениях. Истерические личности могут использовать различные варианты упреков и находят множество причин, чтобы обвинить партнера, предъявляя при этом тенденциозные обвинения, искажая факты, пользуясь "кривой логикой", клеветой и интригами. Особенно тяжело развиваются взаимоотношения между истериками и личностями с навязчивым развитием, являющимися как бы противоположными по структуре. Чем больше партнер с навязчивым развитием неумолимо-последовательно настаивает на своем и в сложившейся ситуации безапелляционно доказывает свою правоту, тем больше уклоняется от такой последовательности истерический партнер, прибегая к непостижимой "логике", перескакивая от одной мысли к другой, что напоминает совершенно беспорядочное движение фигур на шахматной доске без установленных правил.

При этом истерики, с одной стороны, имеют тенденцию избавляться от докучливого партнера, а с другой, при этом, хотят распоряжаться им. Будучи достаточно гибкими, они не сжигают за собой мосты и оставляют открытой дорогу назад. Однако вместо этого партнер с навязчивым развитием остается припертым к стенке, безуспешно пытаясь понять и истолковать переживания своего истерического партнера. Шизоидные партнеры инстинктивно избегают истерических личностей, они легко их разгадывают и проявляют мало готовности восторгаться ими и подтверждать их притязания. Поэтому истерические личности охотней избирают себе партнеров с депрессивным развитием, которые проявляют готовность и в дальнейшем выполнять повышенные требования истериков; продолжительность такой связи является хорошей ценой для депрессивных личностей. Связь между двумя истерическими партнерами удовлетворяет их лишь тогда, когда истерические черты не очень сильно выражены. В противном случае соперничество и взаимное подкалывание является неизбежным подводным камнем таких взаимоотношений. В художественной литературе мы находим много примеров изображения истерических женщин (Скарлетт в романе М. Митчелл "Унесенные ветром"). Из писем Пушкина хорошо известны трудности при взаимоотношениях с женщинами, у которых преобладала истерическая структура личности. Такого же рода коллизии описаны в "Сказке о рыбаке и рыбке".
Истерическая личность и агрессия
Специфическими формами агрессии, которые свойственны детям в возрасте от 4 до 6 лет, являются соперничество и конкуренция. Несмотря на дальнейшее развитие, ранние формы агрессии сохраняются и позже. В специфических для данного пола формах эта агрессия в своей основе носит характер саморекламы и овладения или всеобщей борьбы за все, что укрепляет и увеличивает ценность истерической личности, и против всего, что этой самооценке угрожает. Агрессия, как правило, является следствием самооправдания и стремления к самозащите и проявляется в спорах и конкурентных взаимоотношениях, из которых истерические личности извлекают для себя пользу. В противоположность реакциям ранее описанных личностей с навязчивым развитием, агрессивные реакции у истерических личностей гибки, спонтанны, они не сопровождаются выраженной тревогой и злопамятностью и, к тому же, менее продолжительны. Эти реакции достигают различной степени импульсивных проявлений вплоть до произвола и меньше определяются фактами, чем личностными связями и личностной несовместимостью. Чем больше выражены истерические расстройства, тем больше проявляется агрессивность; гибрид самовосхваления и аферизма может принять экстремальные формы, а необычная впечатлительность и чувствительность - привести к нарциссическому заболеванию. Нередко наблюдается непомерное хвастовство, стремление к расточительству; они оттесняют других, для того чтобы играть первую скрипку и быть на первом плане; каждый однополый "другой" является потенциальным соперником, и они всячески стремятся унизить его и затмить собственным блеском. У истериков часто встречается стремление импонировать, они хотят произвести безусловное, неизгладимое впечатление. Стремление быть в центре внимания и произвести впечатление может достигать весьма высокой степени из-за неумения проводить различие между кажущимся и действительным, желаемым и реальным. В связи с недостаточностью самокритики и самоконтроля агрессия у истерических личностей носит импульсивный характер, она легко возникает вследствие их увлеченности, которая вообще преобладает у личностей такой структуры. При агрессии в отношении партнеров для них характерны следующие обобщения: "все мужчины - тряпки", "все женщины - дуры". Истерическая агрессия нередко принимает архаичные формы "двигательной бури", однако если у шизоидов это проявление чувства экзистенциальной угрозы их сущности, то у истериков это проявление потребности в драматизировании, в том, чтобы произвести впечатление на окружающих. Истерики в своих проявлениях стремятся произвести впечатление и поразить окружающих, что нередко может расцениваться как заранее предусмотренная стратегия. Для них нападение есть лучшая защита.

Другую особенность истерической стратегии можно определить как "нелогичность". Вследствие недостатка идентификации с самим собой это приводит к тому, что основа личности, ее базис становится более зыбким и неустойчивым; из-за болезненного и уязвимого самолюбия происходит высвобождение чувства ненависти, которое взаимодействует со страхом перед обесцениванием своего "Я".

Особой формой истерической агрессии является интриганство. Возникновение этой формы агрессии можно заметить в семейных отношениях: подсознательно повторяется ситуация, когда ребенок становится между родителями или, по крайней мере, между братом (сестрой) и родителями, когда он вынужден лавировать между ними, настраивая одного родителя против другого или против брата (сестры), обыгрывая их привязанность к себе или другому. Такого рода давнишние семейные проблемы переносятся повзрослевшими истерическими личностями на новые объекты межперсональных отношений. Интриги, распускание слухов, унижающих достоинство других и уменьшающих их общественную значимость, мстительное поведение характерны для них. Сюда же относится половая ненависть, приобретающая иногда формы экстремального влечения к мести. Истерическая агрессия склонна принимать сценические формы, достигая при этом наибольшей выразительности, если имеется возможность проявить свои дарования публично. Пламенное негодование, патетические жесты, страстные призывы и жалобы являются типичным проявлением истерической агрессии, которая может внезапно ослабеть, если публика больше эти сцены не созерцает.
Допольнительно:
Истерические личности живут в псевдореальности, и мы можем выявить это в различных областях. Вопрос подлинности представляет для них центральную проблему, так как является внутренним отражением их бегства от реальности в "роль". Религия воспринимается ими легко, при этом вера для них необязательна и они посещают церковь из чистого прагматизма, потому что так принято. Для них показное важнее истинного, им достаточно соблюдать внешнюю форму. Мысль о том, что раскаяние и исповедь избавляют от грехов и поэтому можно снова стать невинным, как новорожденный, кажется им прекрасной. Для них характерно представление о своем, персональном Боге, который в их понимании является любящим отцом, который иногда дает указания. Они во многом остаются по-детски незрелыми, наивными и верящими в чудеса, обольщаются различными предсказаниями и обещаниями выздоровления. Они готовы оказать помощь другим, если это не требует какого-либо напряжения и серьезных усилий с их стороны. Они становятся приверженцами различных сект, удовлетворяющих их потребности в сенсациях. Как пациенты психотерапевта они отдают предпочтение гипнозу, который в мгновение ока разрешает их трудности без приложения их собственных усилий. Касательно этики они имеют сходные наивно-необязательные установки. Возможность найти "козла отпущения" и свалить свою вину на другого используется ими очень широко. Из-за того, что им не свойственны самостоятельность суждений и самокритика, они редко учатся на своих ошибках. В какой-то степени истерическая конституция свойственна всем людям как проявление частичной фиксации на ранних фазах развития с новыми для данной личности задачами и страхами. Об этом напоминают нам подобные детским процессы проецирования собственных или коллективных недостатков и чувства вины на других, что может приобретать большое значение. Здесь особенно хорошо работает проекция по типу "поиска врага", так как враги способствуют уменьшению или снятию собственной вины. Каждый народ, религиозная община и раса проявляют тенденцию проецировать на других то, что они признают неподходящим для себя. Бессовестные властители раздувают эту готовность к проекции и используют ее в политических и идеологических целях. Такая неконтролируемая тенденция является ничем иным, как психодинамической основой разжигания и окончательного развязывания войн, расовой ненависти и религиозной вражды. Стремление освободиться от прошлого, отягощенного чувством вины, есть всеобщая человеческая потребность. В противоположность депрессивным личностям, склонным винить во всем себя, истерики забывают или отрицают свою вину.

Как родители и воспитатели личности с истерическим развитием отличаются восторженностью и увлеченностью, они обладают большой суггестивной силой, что придает их детям чувство того, что жизнь прекрасна и бесценна. В своих эмоциональных симпатиях они скорее спонтанны, чем гармоничны. Дети считают, что родители любят их, гордятся и восторгаются ими; родительский дом отличается атмосферой гостеприимства, дети, по крайней мере, до той поры, пока они не распознают того, что таится за внешне благополучным фасадом, считают, что многие им завидуют. При истерической структуре личности родителей трудности заключаются в недостатке последовательности в воспитании; баловство и запреты резко сменяют друг друга, что затрудняет для ребенка ориентацию в окружающем. Он не знает, с какими замечаниями он должен считаться, ибо поведение взрослых больше обусловлено настроением, а не объективными факторами. Он вовлекают детей в атмосферу "апрельского климата", что хаотизирует их и вызывает у них неуверенность. Часто такие родители пробуждают в детях ложные или несбыточные ожидания. Когда они проявляют недовольство ребенком или запрещают ему что-либо, то одновременно дают неопределенное обещание исполнить его желания в будущем, "когда ты станешь немного старше"; их отказы и запреты не сопровождаются необходимыми разъяснениями и непонятны для ребенка; каждый отказ или запрет в таких случаях связан для ребенка с ожиданием вознаграждения. Они пробуждают в детях опасные ожидания удивительного, сказочного будущего, поддерживают в них иллюзорные желания и представления вместо того, чтобы направлять их на реальное восприятие действительности. Они не дают детям правильного руководства и умений для дальнейшего жизненного пути, благоразумных наставлений и необходимого опыта, и позже это приводит к жизненным разочарованиям. С одной стороны, они привязывают к себе ребенка, с другой - внезапно отталкивают его от себя. Когда им предъявляют претензии, они ссылаются на жизненные трудности и призывают к ответственности, когда требуется понимание проблем ребенка, они оставляют его одного, не понимая, что доброе слово, сказанное во время, стоит больше последующих клятв в любви. ного, не понимая, что доброе слово, сказанное во время, стоит больше последующих клятв в любви. Они не переносят, когда их критикуют дети, принимая это как личную обиду и лишь увеличивая тем самым число совершаемых ими ошибок. В отличие от лиц с навязчивым развитием, они действуют, руководствуясь не претензиями на власть и собственную непогрешимость, а тщеславием и уязвленным самолюбием. Если они призывают детей к ответу, то при этом говорят не столько о проступке ребенка, сколько о том, как они жертвуют собой ради ребенка, как о нем заботятся, так что дети испытывают вину за свою неблагодарность. Опасной является их склонность воспитывать в детях демонстративность: дети должны все делать для того, чтобы прославить родителей, и не вправе разочаровывать их даже тогда, когда их лишают родительской любви. При этом возрастает опасность того, что ребенок начнет злоупотреблять навязанной ему ролью. Отчасти это связано с тем, что ребенок начинает злоупотреблять впечатлением, которое он производит, а также заменяет собственные неудовлетворенные желания выполнением желаний других.

В политике истерические личности охотно представляют либеральные или революционные партии не в последнюю очередь из-за жажды сенсаций, а также в связи с некоторой неудовлетворенностью и неопределенными ожиданиями будущего. Они, однако, отнюдь не такие жестокие и бескомпромиссные революционеры, как шизоиды. Истерики иногда очень наивно верят в прогресс, надеясь, что новое уже тем хорошо, что оно отличается от настоящего. Этим они отличаются от лиц с навязчивым развитием, которые держатся за старое только потому, что оно известно и апробировано. Будучи политиками, они являются также вдохновенными, увлекающимися ораторами, которые много и охотно обещают своим слушателям. Среди них часто встречаются натуры, склонные к лидерству, имеющие новые подходы и намечающие новые пути, но пренебрегающие рутинной, мелочной работой для претворения в жизнь своих идей. Они могут соблазнять и совращать своих избирателей, используя их для выполнения своих тайных желаний. В основе этих "высоких игр" лежит принцип "после нас хоть потоп". Они не жалеют о том, что произошло, часто напоминая игроков, ставящих ва-банк. Рискуя, они не разочаровываются при проигрыше и все начинают сначала, напоминая "ваньку-встаньку".

В социальных областях им подходят все профессии, которые требуют персонифицированного отношения, гибкого реагирования, мгновенной оценки ситуации, маневренности, умения наладить доброжелательные контакты, способности приспособиться к быстро меняющимся обстоятельствам - короче говоря, они предупредительны и любезны там, где могут быть быстро реализованы их желания. Сюда относятся все виды деятельности, где они могут представительствовать, где сан и звание предпочтительнее должности, так как символизируют почет и награды; причем они идентифицируют себя с высоким саном и званием. При этом сан и должность для них связаны не столько с исполнением обязанностей и долгом, как у навязчивых личностей, сколько с теми возможностями, которые могут возвысить их личность и сделать ее блистательной. Особенно их привлекают ордена и титулы. Им подходит любая деятельность, при которой их способность к установлению контактов и потребность в межчеловеческих отношениях соответствуют задаче удивить и обрадовать публику. Будучи представителями фирмы или продавцами, они обладают большой силой внушения и сбывают покупателю залежалый товар, представляя это как необыкновенно удачную покупку и заставляя покупателя приобрести, к примеру, галстук, как будто это главная часть одежды. Они всегда занимают то место, где могут поразить окружающих своей привлекательностью, представительностью, ловкостью и показной целеустремленностью. Их привлекают все профессии, которые соответствуют их неопределенным упованиям на то, чтобы попасть в высший свет, и которым сопутствует рек лама и упоминания об их достоинствах: фотомодели, манекенщицы, мастера по украшениям и украшательству, организаторы гостиничного обслуживания - все это подходящие для истериков занятия. В своей работе они проявляют больше персональных, чем деловых качеств, и там, где их личные качества востребованы, они справляются со своими обязанностями. При соответствующей одаренности они могут сублимировать в искусство, прежде всего изобразительное и хореографическое, свои задатки и свойства, свои фантазии и желания, силу своего воображения, способность к самовыражению и радость от перевоплощения.

Старость и смерть, в конечном итоге, являются неизбежной реальностью нашей жизни, которую мы не можем отодвинуть надолго. Из-за неумения воспринимать реальность и склонять голову перед необходимостью истерические личности склонны как можно более длительное время закрывать глаза на эту реальность. Старость и смерть совершенно естественны, от них нельзя уклониться - с этим они согласны, но относят, по преимуществу, к другим, а не к самим себе. В связи с этим они пытаются, по возможности, поддерживать иллюзию вечной молодости и считают, что перед ними простирается безграничное будущее, богатое неожиданными возможностями. Особенно чувствительны они к тем методикам и практическим советам, которые соответствуют их стремлению остаться молодыми, и к учениям, касающимся продолжения жизни после смерти и дальнейшего существования их личности.

Они с трудом понимают достоинства и преимущества возраста и к тому же имеют способность переосмысливать свое прошлое и жить воспоминаниями, реконструируя их желательным для себя образом - так, чтобы играть в них главную роль. Некоторые из них, однако, находят в себе силы придать своему уходу с жизненной сцены характер впечатляющего зрелища величия смерти. Искусство во всех его формах является преимущественным увлечением истерических личностей. Их творчество, несомненно, носит черты их личности. Иногда они склонны к настоящему эксгибиционизму; они пишут прекрасные письма и автобиографии, в которых с пылкостью приукрашают себя. Красочность, оригинальность и живость являются их сильными сторонами. Формальная сторона дела для них часто не имеет значения. Им свойственно грезить наяву, что может представлять для них угрозу, так как их фантазии не находят применения в реальной жизни. Скорее напротив. Мир фантазий и желаний отдаляет их от действительности, и только деятели искусства в своем творчестве стремятся изобразить этот мир и тем установить связь с реальностью. Сновидения истериков, отражая их структурно-специфическую проблематику, представляют часто наивную форму исполнения желаний и носят в чем-то иллюзионистский характер, поскольку в них происходит пренебрежение законами реальности, так что они близки к сказкам. Потенциальное разрешение существующих проблем реализуется во сне - спасаясь от безысходной ситуации, здесь можно улететь или, обретя магические способности, внезапно погрузиться в воду и избежать катастрофы. Вытесненный в глубину подсознания страх нередко выявляется в сновидениях, когда земля внезапно проваливается под ногами или человек вдруг оказывается перед пропастью (ситуация, отраженная в картине, изображающей всадника на дне моря). Их сны большей частью цветные, подвижные, полные событий; многие из них запоминаются. Достаточно часто во сне решаются сложные задачи, державшие долгое время в напряжении или возлагавшиеся ранее на других.

Попытка определить линию возрастания истерических личностных особенностей от здоровых людей с отдельными истерическими чертами характера до легких и тяжелых расстройств этой структуры дает следующие градации: жизнерадостно-импульсивные, эгоистичные и напористые - люди с нарциссическими потребностями к самоутверждению и желанием быть в центре внимания - лица с чрезмерной напористостью и влечением к контактам - папенькины доченьки и маменькины сыночки, которые никак не могут оторваться от "семейного романа" - истерическая лживость - театральность и бегство от реальности вплоть до афер - "вечные подростки" - лица без четкой женской или мужской личностной структуры, не воспринявшие своей половой роли, нередко с гомосексуальными склонностями - так называемые "кастраты": женщины с деструктивными тенденциями мужененавистничества и мужчины типа "донжуанов", чье поведение определяется жаждой мести женщинам - фобии - тяжелые истерические картины болезни с психотической и соматической симптоматикой, которая не может быть связана с поражением каких-либо органов или систем - лица с предпочтительно экстремальными проявлениями (признаки истерического паралича).

Здоровые люди с истерическими чертами в личностной структуре с радостью идут на риск, предприимчивы, всегда готовы к восприятию нового; они гибки, пластичны, жизнерадостны, блестящи, увлекают других своим жизнелюбием и спонтанностью, готовы все испытать и склонны к импровизации. Они заводилы в компаниях, никогда не скучают, им всегда "чего-то не хватает", они любят все начинания и полны оптимистических ожиданий и представлений о жизни. Каждое начало содержит для них все шансы на успех, таит в себе волшебство, как упомянуто в эпиграфе к этой главе. Они во все привносят движение, сотрясают застоялые, устаревшие догмы, преодолевая их с помощью большой силы убеждения и сознательно используя свою привлекательность. Они ничего не воспринимают серьезно, за исключением, быть может, самих себя, потому что "Я" для них - единственная реальность в жизни. Им свойственны сильные импульсы самоутверждения, и они более способны вносить в ситуацию динамическое начало, нежели терпеливо, планомерно и выносливо добиваться результата. Однако именно их нетерпеливость, их любопытство и неотягощенность прошлым иногда дают им шанс видеть и охватывать то, что недоступно другим, и тем самым расширять границы нашего познания и наших возможностей. Они смотрят на жизнь с отвагой и своенравием авантюристов, и смысл жизни для них заключается в том, чтобы она была богатой, интенсивной и изобильной.
Башляр:
Огонь и тепло дают ключ к пониманию самых разных вещей, потому что с ними связаны неизгладимые воспоминания, простейший и решающий опыт каждого человека. Огонь, таким образом, представляет собой исключительное явление, способное объяснить все. Если все постепенные изменения можно объяснить самой жизнью, то все стремительные перемены имеют причиной огонь, обладающий избытком жизни. Огонь - это нечто глубоко личное и универсальное. Он живет в сердце. Он живет в небесах. Он вырывается из глубин вещества наружу, как дар любви. Он прячется в недрах материи, тлея под спудом, как затаенная ненависть и жажда мести. Из всех явлений он один столь очевидно наделен свойством принимать противоположные значения - добра и зла. Огонь - это сияние Рая и пекло Преисподней, ласка и пытка. Это кухонный очаг и апокалипсис. Он доставляет радость ребенку, смирно сидящему у печи; но он же наказывает за непослушание того, кто затеет с ним слишком дерзкую игру. Он дает блаженство и требует почтительности. Это божество охраняющее и устрашающее, щедрое и свирепое. Огонь противоречив, и потому это одно из универсальных начал объяснения мира.

Огонь - сущность скорее общественная, нежели природная. Чтобы убедиться в обоснованности этого утверждения, нет необходимости рассуждать о роли огня в первобытном обществе или настаивать на технических трудностях поддержания огня; достаточно рассмотреть с точки зрения позитивной психологии структуру и формирование разума цивилизованного человека. Действительно, почтительное отношение к огню внушено воспитанием; оно не присуще нам от природы. Рефлекс, заставляющий отдернуть палец от пламени свечки, можно сказать, не играет никакой роли для познающего сознания. Приходится удивляться, что ему придают такое большое значение учебники по элементарной психологии, где он служит поводом для рассуждений о непременном присутствии некой рефлексии в рефлексе, знания - в простейшем ощущении. В действительности же первичны социальные запреты. Естественный опыт вторичен, и доставляемое им материальное доказательство неожиданно, а потому слишком неопределенно, чтобы стать основой объективного знания. Подтверждая социальный запрет, ожог, то есть естественный фактор торможения, только повышает интеллектуальный авторитет отца в глазах ребенка. Значит, детский опыт познания огня имеет в своей основе взаимоналожение природного и социального, где социальное почти всегда доминирует. Быть может, это станет яснее при сравнении укола и ожога. И то и другое вызывает рефлекс. Почему же острие не является, подобно огню, объектом почитания и страха? Именно потому, что социальные запреты в отношении острых предметов значительно слабее, чем запреты, касающиеся огня. На этом и базируется в действительности почтительное отношение к огню: стоит ребенку протянуть руку к пламени, и ему тут же достанется линейкой по пальцам от отца. Огонь причиняет боль - и для этого ему не обязательно обжигать. В каком бы обличье ни выступал огонь: будь то пламя или жар, лампа или печь, - родители никогда не теряют бдительности. Итак, огонь изначально подлежит всеобщему запрету; отсюда вывод: социальный запрет - это наше первое всеобщее знание об огне. Раньше всего мы узнаем об огне то, что его нельзя трогать. По мере того как ребенок взрослеет, запрет выражается в менее материальной форме: удар линейкой сменяется окриком, окрик рассказом об опасности пожара, легендами об огне небесном. Так природное явление быстро занимает свое место в сфере сложных и запутанных социальных знаний, что почти исключает непосредственный опыт.

Поскольку торможение вызвано в первую очередь социальным запретом, отсюда следует, что проблема личного познания огня есть проблема ловкого неповиновения. Стремясь подражать отцу, скрывшись подальше от его присмотра, сын - точь-в-точь маленький Прометей - крадет спички, убегает в поля и на дне оврага вместе с товарищами закладывает очаг детской вольницы.

Итак, мы предлагаем обозначить как комплекс Прометея совокупность побуждений, в силу которых мы стремимся сравняться в знаниях с нашими отцами, а затем превзойти их, достичь уровня учителей и превзойти его.
КОМПЛЕКС ПРОМЕТЕЯ
КОМПЛЕКС НОВАЛИСА
КОМПЛЕКС ПАНТАГРЮЭЛЯ

КОМПЛЕКС
ЭМПЕДОКЛА

комплекс Прометея совокупность побуждений, в силу которых мы стремимся сравняться в знаниях с нашими отцами, а затем превзойти их, достичь уровня учителей и превзойти его.

Такая мечта, поистине захватывающе-драматичная, расширяет горизонты человеческой судьбы, связывает малое с великим, очаг с вулканом, существование куска дерева с бытием целого мира. Зачарованный человек слышит зов огня. В разрушении ему видится нечто большее, чем просто изменение, - обновление.

Такого рода фантазия - весьма неординарное и все же достаточно общее явление - определяет настоящий комплекс: в нем слиты любовь к огню и его почитание, инстинкт жизни и инстинкт смерти. Можно лаконично обозначить его как комплекс Эмпедокла.
Комплекс Новалиса как бы синтезирует импульс к возгоранию от трения и потребность разделить пламя. Этот импульс, как представляется, возвращает нас к первозданной подлинности доисторического завоевания огня. Комплекс Новалиса характеризуется сознанием внутреннего тепла, всегда преобладающим над чисто визуальным познанием света. Он основан на удовлетворении чувственной жажды тепла и глубинном сознании согревающего блаженства. Тепло - это благо, это некое достояние, которое нужно ревниво оберегать, дабы одарить им лишь одно избранное существо, признанное достойным того, чтобы слиться с ним воедино. Свет играет и смеется на поверхности вещей, но только тепло обладает способностью проникать внутрь.
КОМПЛЕКС
ГОФМАНА
Мы увидим, как глубоко коренятся в бессознательном ценностные представления о питании огня и насколько желательно было бы провести психоанализ комплекса, характеризующего донаучное бессознательное, который можно назвать комплексом Пантагрюэля
Огонь доказывает свою человечность именно таким образом: он всегда дарит нам некое роскошное наслаждение, вроде десерта. Мало того, что он варит пищу: он выпекает хрустящую корочку. Он подрумянивает пирог. Он дает людям праздник. Приоритет гастрономических качеств еды над пищевыми известен с древнейших времен, и не в нужде, а в радости обрел человек разум. Стремление к избытку возбуждает дух сильнее, чем добывание необходимого. Человека создает желание, а не потребность.

Но мечтание у огня может принимать и более философскую направленность. Созерцатель огня видит в нем образ изменения - стремительного и наглядного. Огню не свойственно абстрактное однообразие водного потока; он растет и меняется быстрее, чем птенец в гнезде среди кустов, за которым наблюдаешь изо дня в день, - и потому он вызывает жажду перемен, желание ускорить время, подвести всю жизнь к завершению, к пределу потустороннего. Такая мечта, поистине захватывающе-драматичная, расширяет горизонты человеческой судьбы, связывает малое с великим, очаг с вулканом, существование куска дерева с бытием целого мира. Зачарованный человек слышит зов огня. В разрушении ему видится нечто большее, чем просто изменение, - обновление.

Такого рода фантазия - весьма неординарное и все же достаточно общее явление - определяет настоящий комплекс: в нем слиты любовь к огню и его почитание, инстинкт жизни и инстинкт смерти. Можно лаконично обозначить его как комплекс Эмпедокла.
Итак, достаточно погрузиться в грезы возле огня, глядя, как он скручивает такие хрупкие ветки березы, чтобы в воображении возникли вулкан и жертвенный костер. Соломинка, летящая в струе дыма, способна подтолкнуть нас навстречу судьбе! Можно ли найти более убедительное доказательство того, что созерцание огня обращает нас к самим истокам философской мысли? Если огонь - явление в сущности редкое, исключительное - был принят за один из основных элементов Вселенной, то не потому ли, что в нем - одно из начал мышления, ценнейший источник фантазии?

Эмпедокл, принося себя в жертву, он утверждает собственную силу, а не выдает свою слабость; это "зрелый муж, герой античного мифа, мудрый и уверенный в себе, для него добровольная смерть есть акт веры, доказательство силы его разума". Умирающий в огне, в отличие от других, умирает не в одиночку. Это поистине космическая смерть, когда вместе с мыслителем гибнет вся Вселенная. Костер - товарищ по переходу в иное качество.

Giova cio solo che non muоге, е solo Per noi non muore, cio che muor соn noi.
Лишь то хорошо, что не ведает смерти; для нас же Бессмертно одно: то, что умрет вместе с нами.
Комплекс Новалиса
Сегодня, когда мы не в состоянии обнаружить причину лесного пожара, мы предполагаем, что неизвестной нам причиной может быть трение. Но на самом деле мы вправе утверждать, что в природе такое явление никогда не наблюдалось. Даже если бы и наблюдалось, то при вполне наивном взгляде оно, вероятно, навело бы на мысль не о трении, а скорее об ударе: никакие видимые признаки не указывают на то, что воспламенению дерева предшествовал такой долгий подготовительный процесс, как трение. Итак, мы приходим к следующему критическому выводу: ни один из способов получения огня трением, используемых примитивными народами, не мог быть непосредственно подсказан наблюдением какого-либо природного явления.

Если рационально-объективное объяснение действительно не дает удовлетворительного понятия об открытии, совершенном примитивным разумом, то объяснение с позиций психоанализа, на первый взгляд сомнительное, в конечном итоге представляется, напротив, психологически правдоподобным.

Во-первых, следует признать, что трение - это опыт явно сексуального характера. Совсем нетрудно в этом убедиться, ознакомившись с психологическим материалом, обобщенным классическим психоанализом. Во-вторых, занявшись систематизацией показаний специализированного психоанализа теплотворных ощущений, мы удостоверимся в том, что объективная попытка добыть огонь трением подсказана глубоко интимным опытом. Во всяком случае, именно здесь видится кратчайший путь от феномена огня к его воспроизведению. Любовь была первой научной гипотезой объективного воспроизведения огня.

...наш тезис покажется не столь уж сомнительным, если отойти от прямолинейного утилитаризма и от предубеждения, будто первобытный человек постоянно терпел нужду и бедствия. Что бы нам ни говорили путешественники о беспечности аборигенов, мы все-таки не можем без содрогания думать о жизни людей в условиях пещерного века. Возможно, наш предок с большей благодарностью принимал наслаждения, полнее отдавался счастью, будучи, соответственно, менее чувствительным к страданию. Вероятно, блаженное тепло физической любви накладывало особый ценностный отпечаток на многие стороны первобытного опыта. Чтобы добыть огонь трением палочки о желобок сухого куска дерева, нужно время и терпение. Но, должно быть, такой труд доставлял удовольствие человеку, в фантазии которого безраздельно господствовала сексуальность. Возможно, именно предаваясь этому занятию, вкладывая в него всю свою нежность, он научился петь. Во всяком случае, это была несомненно ритмичная работа, и человек слышал в ней отклик ритму собственных действий - отклик, резонирующий великолепным многозвучием: движение руки, постукивание дерева, пение - все сливалось в общей гармонии, в динамичном ритмопорождающем единстве, все одушевлялось одной надеждой, устремлялось к достижению заранее известной ценности. Приступив к делу, человек почти сразу начинает испытывать объективное ощущение приятного тепла, и в то же время его согревает доставляемое работой чувство удовольствия. Эти ритмы поддерживают друг друга, они рождаются и не затухают благодаря взаимо- и самоиндукции. Приняв психологические принципы ритмоанализа г-на Пинейро дос Сантоса, по мнению которого временной реальностью обладает лишь то, что вибрирует, мы поймем: витальный динамизм, психическая гармония и составляют ценность этой ритмичной работы. Поистине, человек всем своим существом отдается радости. Не столько в страдании, сколько именно в этом празднестве первобытный человек обретает самосознание, и началом его является вера в себя.
Фрезер:
Получение огня трением всегда было окружено атмосферой праздника. Широко известные в Средние века, повсеместно распространенные среди примитивных народностей, праздники огня иногда воспроизводят первичный обряд: по-видимому, это свидетельствует о том, что рождение огня является исходным моментом его культа. Как говорит А. Мори, в Германии nothfeuer или nodfyr полагалось добывать трением двух кусков дерева. Шатобриан дает нам детальное описание праздника нового огня у натчезов. "В канун праздника гасят огонь, зажженный год назад. Перед рассветом жрец берет два куска сухого дерева и начинает медленно тереть их один
о другой, шепча заклинания. При появлении солнца его движения становятся более энергичными. Тогда Великий Жрец издает священный возглас, нагретое трением дерево вспыхивает, воспламеняя серный фитиль; колдун подносит его к тростниковым кольцам, и пламя по спирали взвивается вверх. На алтаре возжигают дубовую кору, после чего молодой огонь дает новое семя потухшим очагам деревни". Итак, этот праздник натчезов, в котором сливаются праздники Солнца и урожая, прежде всего оказывается праздником огненного семени. Для того чтобы семя огня полностью проявило свои свойства, необходимо завладеть им, едва только в нем затеплится жизнь, в момент первой вспышки огнепорождающего куска дерева. Таким образом, трение предстает методом природным. И опять-таки, природным его можно назвать, поскольку он был подсказан человеку его собственной природой. Поистине, мы открыли огонь в самих себе раньше, чем он был похищен с Небес.


Фрэзер приводит множество примеров того, как потешные огни зажигают с помощью трения. В частности, огни Бельтана в Шотландии зажигались по способу вынужденного, или необходимого, огня. "Этот огонь получали исключительно путем трения двух деревяшек одну о другую. Как только появлялись первые искры, к ним подносили быстро воспламеняющийся древесный гриб, растущий на старых березах. Такой огонь, по всей видимости, мог считаться спустившимся непосредственно с небес, и ему приписывались всевозможные качества. Верили, в частности, что он защищает людей и животных от всех худых болезней. . . " Возникает вопрос, какую "видимость" подразумевает Фрэзер, говоря, что вынужденный огонь спускается непосредственно с небес. Но в этом пункте, как нам кажется, проявляется неверная ориентация всей системы толкования Фрэзера. В самом деле, он строит объяснение, исходя из утилитарных мотивов. Так, потешные огни дают золу для удобрения льняных, пшеничных и ячменных полей. Этот первый довод содержит элемент своеобразной бессознательной рационализации, неправильно ориентирующей современного читателя, которого не приходится долго убеждать в полезности карбонатов и прочих химических удобрений. Но попробуем приблизиться к таинственному глубинному смыслу обычая. Золой от вынужденного огня не только удобряют землю, приносящую урожай, ее примешивают и к корму для того, чтобы тучнел скот. Иногда это делается в целях размножения скота. Так проясняется психологическая основа обычая. Идет ли речь об откорме скота или удобрении поля - за очевидной утилитарностью угадывается более глубинное устремление, а именно - мечта о плодородии в откровенно сексуальной форме. Пепел потешных огней оплодотворяет и животных, и поля потому, что он оплодотворяет женщин. Именно огонь любви, известный по опыту, положен в основу объективной индукции. Вновь объяснение с позиций утилитарности должно уступить место объяснению с точки зрения удовольствия, рациональная интерпретация - психоаналитической. Акцентируя, в соответствии с нашей установкой, ценность удовольствия, надо признать, что если огонь впоследствии оказыватся полезным, то процесс его разжигания приятен. Возможно, как и в любви, его начало приятнее, чем завершение. По крайней мере, испытанное блаженство зависит от самого стремления к блаженству. И если первобытный человек убежден, что потешный огонь - огонь первоначальный - обладает всевозможными свойствами, дарит силу и здоровье, то его убеждение основано на опыте блаженства, внутреннем ощущении силы, почти всесилия, пережитом в решающую минуту, когда огонь готов вспыхнуть и желание вот-вот будет удовлетворено.
Например, почему нередко традиция требует, чтобы потешный огонь разжигали вместе юноша и девушка (с. 457)? или тот из жителей села, кто женился последним (с. 460)? По описанию Фрэзера, все молодые люди "прыгают через золу, чтобы урожай был богатым, или чтобы в будущем году удачно жениться или же чтобы избавиться от недомоганий". Разве не очевидно, что для молодежи из трех названных мотивов один является основным? Почему (с. 464) "самая юная новобрачная должна прыгнуть через костер"? Почему (с. 490) в Ирландии "говорят, что если девушка трижды перепрыгнет через костер в обоих направлениях, то она скоро выйдет замуж, будет счастлива и родит много детей"? Почему (с. 493) некоторые молодые люди "убеждены, что иванов огонь их не опалит"? Не основана ли эта столь странная уверенность на их собственном опыте, скорее интимном, чем объективном? А как бразильцы "берут в рот пылающие угли, не обжигаясь"? Какой первичный опыт мог внушить им такую смелость? Почему (с. 499) ирландцы проводят "животных, которые не давали приплода, сквозь огонь солнцестояния"? Не менее прозрачно и следующее поверье долины реки Лех: "Если молодожены перепрыгивают вдвоем через костер, даже не задев дыма, говорят, что в будущем году молодая не станет матерью, так как пламя не коснулось и не оплодотворило ее". Она показала, что у нее хватает ловкости играть с огнем, не обжигаясь. Фрэзер задается вопросом, можно ли усмотреть в последнем поверье связь со "сценами распутства, какому предаются эстонцы в день солнцестояния".
Вся поэзия Новалиса могла бы получить новую интерпретацию при рассмотрении ее с позиций психоанализа огня. Она выражает напряженное стремле ние пережить первобытное состояние. Сказка для Новалиса всегда в той или иной степени космогонична. Она современна порождающим друг друга душе и миру. По его словам, сказка - это "эра... свободы, первобытное состояние природы, эпоха, предшествующая Космосу". И тут в своей откровенной амбивалентности выступает божество трения, творец и огня, и любви.

Комплекс Новалиса как бы синтезирует импульс к возгоранию от трения и потребность разделить пламя. Этот импульс, как представляется, возвращает нас к первозданной подлинности доисторического завоевания огня. Комплекс Новалиса характеризуется сознанием внутреннего тепла, всегда преобладающим над чисто визуальным познанием света. Он основан на удовлетворении чувственной жажды тепла и глубинном сознании согревающего блаженства. Тепло - это благо, это некое достояние, которое нужно ревниво оберегать, дабы одарить им лишь одно избранное существо, признанное достойным того, чтобы слиться с ним воедино. Свет играет и смеется на поверхности вещей, но только тепло обладает способностью проникать внутрь.

Эта потребность углубления внутрь вещей, проникновения в глубь человеческого существа рождена интуитивным влечением к внутреннему теплу. Тепло способно проникнуть туда, куда не проникнет ни взгляд, ни рука. Это единение глубин, термическое сродство облекается Новалисом в символ сошествия в недра горы, в пещеру и рудник - туда, где тепло равномерно разлито, где оно растворено, словно очертания сна. Как точно заметил Нодье, всякое описание сошествия в ад имеет структуру сна. Новалис грезил жаром земной утробы, как иным снится блистательно-холодный небесный простор. Рудокоп для него - это "астролог наоборот"; Новалис живет скорее концентрированным теплом, нежели лучистым сиянием света.
Алхимия:
В нашей предыдущей работе сделана попытка показать, что алхимия насквозь проникнута не знающей границ сексуальной фантазией, мечтами о богатстве и омоложении, о могуществе. Здесь мы собираемся доказать, что это сексуальное мечтание есть род мечтания у очага. Можно было бы даже утверждать, что алхимия просто-напросто переносит в реальность сексуальную направленность мечтания у очага. Далекая от описания объективных феноменов, она представляет собой попытку вписать в центр всех вещей человеческую любовь.

Эти психоаналитические особенности алхимии замаскированы благодаря тому, что она легко принимает абстрактный характер. В самом деле, она работает с закрытым огнем, с огнем, заключенным в печь. Образы, щедро расточаемые пламенем и увлекающие фантазию в свободный полет, в этом случае оказываются усеченными и обесцвеченными, мечта приобретает более определенные контуры. Итак, взглянем на алхимика в его подземной лаборатории, возле печи.

Уже неоднократно отмечалось, что печам и ретортам нередко придавали форму явно сексуального характера. Некоторые авторы прямо на это указывают. Никола де Лок, "врач-спагирик Его Величества", в 1655 году писал: "Для беления, дигерирования, сгущения, как во время препарации и изготовления магистериев, [алхимики берут сосуд] в форме грудей или же тестикулов, с тем чтобы выработать в животном мужское и женское семя, и называют его пеликаном". Без сомнения, это символическое соответствие между различными алхимическими сосудами и частями человеческого тела, как мы показали в другой работе, имеет более общее значение. Но, быть может, именно в сексуальном аспекте такое соответствие особенно очевидно и убедительно. Огонь, закрытый в реторте сексуальной формы, заключен здесь в свой первоисточник: тогда он сохраняет полностью свою эффективность.

Естественно, что интимный мужской огонь в размышлениях одинокого мужчины наделяется наибольшей силой. Именно ему, в частности, приписывают способность "отворять тела". Анонимный автор начала XVIII века совершенно ясно говорит ой этом значении огня, заключенного в веществе. "Искусство, подражая Природе, отворяет тело посредством огня, но гораздо более сильного, чем Огонь огня закрытых огней". Сверхогонь - это прообраз сверхчеловека. И наоборот: иррациональный образ сверхчеловека как воплощение мечты об исключительно субъективной силе - ни что иное, как сверхогонь.

Это "отворение" тел, овладение ими изнутри, тотальное обладание иногда предстает как откровенный половой акт, совершаемый, как говорят некоторые алхимики, Членом Огня. Подобные образы и выражения, которыми изобилуют отдельные сочинения по алхимии, не оставляют никаких сомнений относительно смысла этого обладания.

Поскольку огонь так обманчив, так двойствен, психоанализ объективного познания непременно следует начинать с психоанализа интуитивных представлений об огне. Мы близки к уверенности, что именно огонь является первым объектом, первым феноменом, над которым стал рефлектировать человеческий разум. Среди всех явлений первобытный человек выделяет огонь как достойный объект жажды познания именно потому, что огонь сопутствует любовной жажде. Конечно, не раз говорилось, что завоевание огня окончательно отделило человека от животных, но, видимо, осталось незамеченным, что в созерцании огня изначально складывалась судьба разума, порождающего поэзию и науку. Homo faber это человек поверхности, его ум прикован к немногим известным предметам, к нескольким грубым геометрическим формам. Для него сфера не имеет центра, будучи попросту реализацией жеста, соединяющего две округленные ладони. Человек, мечтающий у очага, - это, напротив, человек углубления и становления. Или вернее, огонь преподает мечтателю урок глубины в становлении: пламя исходит изнутри ветвей. Отсюда интуитивная догадка Родена, без комментариев цитируемая Максом Шелером, вероятно, не обратившим внимания на ее отчетливо первобытный характер: "Всякая вещь есть лишь предел пламени, которому обязана она своим существованием". Глубокое прозрение Родена непонятно, если представлять себе лишь объективный огонь, огонь-разрушитель, не учитывая нашу концепцию интимного огня-созидателя, огня, в котором видится источник наших мыслей и грез, огня, отождествляемого с зародышем. Задумываясь над этой догадкой Родена, понимаешь, что он был в некотором роде скульптором глубины и, вопреки тому, что с необходимостью диктует ремесло, как бы распространял вовне внутренние качества, подобно прорастающей жизни, подобно огню.

Этот феномен, создаваемый огнем, в высшей степени чувствительный и в то же время прячущий печать огня глубоко в недрах вещества, должен получить имя: первый феномен, удостоенный внимания человека, есть пиромен. Рассмотрим теперь, каким образом пиромен, так глубоко понятый первобытным человеком, веками сбивал с толку ученых.
Комплекс Пантагрюэля (Всежаждущий)
Возможно, именно мнение о том, что огонь питается, как живое существо, занимает самое важное место среди представлений об огне, сформировавшихся в нашем бессознательном. В современном понимании "подкормить огонь" - просто банальный синоним выражения "поддержать огонь", но слова имеют над нами больше власти, чем кажется, и иногда архаичное выражение заставляет вспомнить забытый образ.

Мы увидим, как глубоко коренятся в бессознательном ценностные представления о питании огня и насколько желательно было бы провести психоанализ комплекса, характеризующего донаучное бессознательное, который можно назвать комплексом Пантагрюэля. Принцип: все, что горит, должно получать pabulum ignis (кормовой огонь) - это действительно закон для донаучного мышления. Так, в космологии Средневековья и донаучной эпохи идея питания светил является чем-то вполне общепринятым. В частности, распространено мнение, будто функция земных испарений заключается в том, чтобы служить пищей для звезд. Испарениями питаются кометы. Кометы питают Солнце.

Приведем лишь несколько текстов, из относящихся к недалеким временам, чтобы ясно показать, насколько устойчив миф о пищеварении в объяснении материальных феноменов. В 1766 году Робине пишет: "Утверждалось с достаточной степенью правдоподобия, что светила питаются испарениями, исходящими от светонепроницаемых небесных тел, а естественную пищу последних составляет тот поток огненных частиц, который им постоянно посылают первые; что пятна на Солнце, которые заметно распространяются и с каждым днем все более темнеют, - это не что иное, как растущее в объеме скопление грубых паров, притягиваемых Солнцем; что те струйки пара, которые мы видим как бы воскуряющимися над ним, направлены, наоборот, к его поверхности и в конце концов оно поглотит такое большое количество разнородных веществ, что они не только его сплошь окутают и покроют плотным слоем, как утверждал Декарт, но и пропитают насквозь. Тогда оно погаснет, умрет, так сказать, перейдя от состояния свечения, означающего для нем жизнь, к состоянию светонепроницаемости, которое можно назвать по отношению к нему подлинной смертью. Так умирает пиявка, упившись кровью" . Как мы видим, здесь господствует пищеварительная интуиция: по мнению Робине, Король Солнце умрет от чревоугодия.
Комплекс Гофмана
В результате антиалкогольной пропаганды, сводившей критику к лозунгам, с подобными экспериментами было покончено. Однако, на наш взгляд, нельзя отрицать тот факт, что целую область фантасмагорической литературы породило поэтическое вдохновение, возбужденное алкоголем.

Если верно наше представление об этой поляризации воображения, становится понятнее, почему такие, на первый взгляд, близкие личности, как Гофман и Эдгар По, обнаруживают в конечном счете глубочайшее несходство. И того и другого в их сверхчеловеческой, нечеловеческой работе - работе гениев - основательно подкреплял всесильный алкоголь. Однако же их алкоголизм явно различного свойства. Гофмановский алкоголь пламенеет; он отмечен чисто качественным, чисто мужским знаком огня. Алкоголь Эдгара По топит, приносит забвение и смерть; он отмечен чисто количественным, женским знаком воды. Гений Эдгара По связан со Спящими, мертвыми водами, с прудом, в котором отражается дом Эшеров. Он прислушивается к "шуму бурного потока", наблюдает за тем, как "влажный, мглистый опиумный пар беззвучно, капля за каплей стекается... во вселенский дол", а "озеро словно осознанно вкушает сон" ("Спящая", пер. Малларме). У него горы и города "погружаются навеки в безбрежную морскую пучину". Вблизи мрачных топей, омутов, прудов, "где обитают вампиры, в любом из мест, овеянных дурной славой, в любом из угрюмейших уголков" встречают его "воспоминания под саваном былого - восставшие из гроба тени,
Очищение
Тогда сжигавшее нас пламя вдруг обращается источником света. Страсть, внезапно настигшая нас, оказывается желанной. Любовь рождает семью. Огонь преобразуется в очаг. Нормализация, социализация, рационализация - в этих явлениях, обозначаемых столь тяжеловесными неологизмами, нередко усматривают признаки охлаждения чувств. Все это вызывает плоские насмешки у сторонников анархической, спонтанной любви, пышущей жаром первобытных инстинктов. Но тому, кто ищет одухотворенности, очищение приносит непостижимую радость, а сознание чистоты озаряет его непостижимым светом. Только через очищение нам дано диалектически осмыслить верность глубокой любви, не разрушая ее. Отвергая тяжелую массу вещества и огня, очищение чувства, однако, не сокращает, а расширяет спектр возможностей по сравнению с естественным влечением. Только в очищении любви приходит открытие нежной привязанности. Такая любовь индивидуализирует, позволяет сделать шаг от оригинальности к характеру. "Конечно, новая возлюбленная привлекает волшебным очарованием, - говорит Новалис. - Но страсть к неизведанному, неожиданному крайне опасна и гибельна". В любви, как нигде, стремление к постоянству должно одержать верх над жаждой приключений.

Перейдем сразу к основному пункту, где мы покажем, что возможны два полюса сублимации, и рассмотрим диалектику чистоты и нечистоты, в равной степени приписываемых огню.

Легко понять, что огонь иногда выступает в качестве символа греха и зла, - стоит лишь припомнить все сказанное о его сексуальном значении. Тогда всякая борьба с сексуальными побуждениями должна символически представляться как борьба с огнем. Без особого труда можно было бы собрать такие тексты, где явно выражен или подразумевается демонический характер огня. Описания ада в литературе, гравюры и картины, изображающие дьявола с огненным языком, дают повод для недвусмысленного психоаналитического толкования.

Возможно, к важнейшим причинам такой оценки огня относится его дезодорирующая способность. Во всяком случае, она дает одно из самых непосредственных доказательств очищения. Всевластное первичное свойство, запах навязывает нам свое присутствие либо исподтишка, либо с предельной назойливостью, поистине насильственно вторгаясь в наш интимный мир. Огонь все очищает, так как устраняет тошнотворные запахи.


Второе обоснование принципа очищения огнем, носящее в гораздо большей степени научный характер и потому гораздо менее убедительное с психологической точки зрения, заключается в том, что огонь отделяет одно вещество от другом и устраняет их нечистоту. Иначе говоря, испытание огнем дает веществу преимущество однородности, то есть чистоты. С плавлением и ковкой металлов связан определенный набор метафор, в совокупности тяготеющих к одному значению.

Наконец, с плавильным огнем следовало бы, несомненно, сопоставить тот огонь, с помощью которого земледелец очищает пашни. Такое очищение действительно считается глубоким. Огонь не только уничтожает сорняки, но и удобряет почву.
МОНОМИФ
ДЖ. КЕМПБЕЛЛА
ИНДИВИДУАЦИЯ
К.Г. ЮНГА
ИСХОД
ИЗМЕНЕНИЕ
СИСТЕМЫ
МИМЕЗИС
ПОГЛОЩЕНИЕ
СИСТЕМОЙ
ВОЗВРАЩЕНИЕ
ИНИЦИАЦИЯ
Я
Я - МЫ
Я - ТЫ
Рене Декарт (31 марта 1596 — 11 февраля 1650) — французский философ, математик и естествоиспытатель.
Он считается одним из основоположников философии Нового времени, создателем аналитической геометрии и одной из ключевых фигур научной революции.

Арнольд Джозеф Тойнби (14 апреля 1889 года, Лондон — 22 октября 1975 года, Йорк) — британо-английский историк, социолог, философ истории и культуролог.

Наибольшую известность ему принёс его 12-томный труд «Постижение истории».

Импульс "Я", природный импульс воскресающей жизни первого весеннего знака Овна, - это абсолютная целостность, абсолютная самодостаточность, это сила и воля, которой ничего не может противостоять, даже смерть. В этом порыве единства, который содержит в себе все, рождается "мыслю" как источник радости на существование - как энергия, которая движет сама саму. В ней нет разделения на себя, и мир, и процесс мышления - а только процесс мышления: "я мыслю" в своей цельностью близко религиозному понятию триединства или вести Святого Духа. И вот этот вечный дух оказывается принадлежностью нашего сознания и нашего "Я"! - говоря философски, Декарт открыл онтологическое значение "Я". Разделив мир на субъект и объект, он приписал вечность субъекту.

Личное "Я" - последнее понятие мифологии и религии - становится первым понятием новой науки. Из единственной точки сознания Декарт воздвигает все здание своей философии, подобно тому как в мифологии импульс Огня рождает мир (напр., огненный зародыш посреди хаоса вод, отождествляемый в индийской философии с первочеловеком Праджапати).
ЛИЧНОСТИ, А НЕ ОБЩЕСТВА СОЗДАЮТ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ИСТОРИЮ

Духовно озаренная личность, очевидно, находится в таком же положении к человеческой природе, в каком цивилизация - к примитивному человеческому обществу"..

Для описания понятия личности Тойнби приводит типический образ мифологии - героя, воспитанного вне цивилизации или удаляющегося на природу, а затем возвращающегося в общество с новой идеей: неся прогрессивный ответ на вызов жизни и так сохраняющего общество от распада. О "Я" у Тойнби - совсем как у Декарта - активно заявляет та идея, которую личность сознательно проводит в жизнь.

Концепции вызова-и-ответа и ухода-и-возврата философа как нельзя лучше описывает архетип Овна. В основе развития личности, общества и культуры Тойнби видит стимул борьбы, зажигаюзий импульс действия.

Цивилизация существует благодаря постоянным усилиям человека. Она не умирает, пока на каждый вызов находят ответ. Нет никакого закона, который бы ограничивал ее существование и предопределил ей упадок. Жизнь также существует столько, сколько готова возрождаться вновь. Не существует ее предопределения к смерти (таков современный философский разворот астрологического закона падения Сатурна в Овне - планеты законов материи и судьбы. Овен отрицает значение материи - на то он и идеалист.
КРАСНЫЙ. ИСТОРИЯ ЦВЕТА

"В январе 49 года до нашей эры, когда Юлий Цезарь, преследуя Помпея, переправился через реку Рубикон (Rubico по-латыни, имя собственное, образованное от прилагательного ruber), он не только переправился через небольшую речку в Северной Италии, вода которой из-за особенностей местной почвы имела красноватый оттенок. Он еще - и это главное - пересек опасную "красную линию", некий запретный рубеж. В самом деле, Рубикон - естественная граница между собственно Италией и провинцией Цизальпийская Галлия; ни один полководец не имеет права переходить эту границу вместе со своей армией без разрешения Сената: это равносильно святотатству. Но Цезарь, не посчитавшись с запретом, проникает Италию и тем самым развязывает гражданскую войну, псоледствия которой окажут верьезное влияние на будущее Рима.

Во многих отношениях эта "красная линия", даже в большей степени символическая, чем географическая, решила судьбу Империи, и цвет воды Рубикона не только приобрел политическое измерение, но и стал поводом для поговорки. "Перейти Рубикон" означает нарушить запрет. Поставить всё на карту и положиться на волю Судьбы. "Жребий брошен", - будто бы сказал Цезарь, перейдя реку.

Красные воды Рубикона воскрешают в памяти образ, отсылающий к событию совсем иного рода, из более древней эпохи, - волны Красного моря, которые преодолели евреи при исходе из Египта, чтобы достигнуть Зкмли обетованной. Ведь и тут красный цвет имеет то же значение; он предстает нам как предупреждение об опасности и одновременно как предвестие нового начала, он придает происходящему особую важность и играет роль подлинного двигателя истории".
В возрождении заново - смысл борьбы. Для немецкого социолога Манхейма именно столкновение интересов разных социальных групп развивает общественную мысль. Для французского социолога Дюркгейма, в основе социальных процессов - борьба индивида и общества. Но, конечно, наиболее радикально эту посылку выразил классик Гоббс в известной фразе: "Человек человеку волк". Если взять эту фразу в ее позитивном аспекте, мы увидим в ней провозглашение той же абсолютной самостоятельности и независимости личного "Я", которое получает онтологический статус, как у Декарта, или трансцендентный, как у Мунье. Огонь движения человечества, энергию его жизни рождает трение всех личностей между собой..Стимул жить проявляется в их столкновении с независимыми от них условиями, которые личности могут победить силой своей мысли - так как в ней содержится всё, как и в их "Я".
ПРИБЕГАЯ К САМОМУ КРАЙНЕМУ УСИЛИЮ ДЛЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ СЕБЕ СУЩЕСТВОВАНИЯ ВНЕШНИХ ТЕЛ, МЫ ДОСТИГАЕМ ЛИШЬ ТОГО, ЧТО СОЗЕРЦАЕМ НАШИ СОБСТВЕННЫЕ ИДЕИ

Наше восприятие каждой вещи разлагается без остатка на восприятие суммы ощущений или идей. И Беркли считал, что от отрицания материи "люди не потерпят никакого вреда, так как они никогда не испытывают в ней нужды". Хотя Беркли не отрицает существования вещей: если бы все люди и их идеи исчезли, вещи продолжали бы существовать как сумма идей в уме Бога.

Беркли признавал онтологический статус духовного бытия, где существуют идеи и души. Идеи сами по себе пассивны - и вещи не являются причиной наших ощущений: они не могут нас заставить их воспринимать, воспринимающие души - деятельны. Причина идей есть нетелесная деятельная субстанция или дух.
Вслед за Декартом Гуссерль считал, что для познания мира необходимо и достаточно исследование самого "чистого сознания", предлагая "вынести бытие за скобки":

"Сознание обладает самобытием, и подобное выключение не затрагивает егоабсолютной внутренней сущности.., оно остается, таким образом, чистым сознанием".

Чистая структура сознания, свободная от индивидуальных, эмпирических характеристик, получает у Гуссерля наименование "интенциональности", что подразумевает марсианско-огненную активность - стремление, намерение, движение, волю.
СOGITO ERGO SUM
Карл Маннгейм (27 марта 1893 — 9 января 1947) — английский социолог и философ австрийского происхождения, один из основоположников направления социологии знания.

Утопическое мышление стремится изменить текущий общественный порядок, в то время как идеологическое мышление стремится его сохранить

Томас Гоббс (5 апреля 1588 года — 4 декабря 1679 года) — английский философ, один из основателей современной политической философии, теории общественного договора и теории государственного суверенитета.
Эмманюэль Мунье (1 апреля 1905 — 22 марта 1950) — французский философ-персоналист.
Эмиль Дюркгейм (15 апреля 1858 — 15 ноября 1917) — французский социолог и философ, основатель французской социологической школы и предшественник структурно-функционального анализа.

Дюркгейм ввёл в научный оборот ряд популярных ныне терминов, в частности, «коллективное сознание»
Мишель Пастуро (род. 17 июня 1947, Париж) — французский историк-медиевист, геральдист, специалист по сфрагистике и нумизмат.


Джордж Беркли (1685 - 1753)
Англо-ирландский философ, епископ. В истории философии наиболее известен как основоположник теории субъективного идеализма («имматериализма»), отрицающей существование материальной субстанции и утверждающей, что привычные объекты, такие как столы и стулья, являются идеями, воспринимаемыми разумом, и, как следствие, не могут существовать без восприятия.

Эдмунд Густав Альбрехт Гуссерль (8 апреля 1859 — 27 апреля 1938) — немецкий философ, основатель феноменологии.

ОВЕН